Да, мне выделили компьютер, но чтобы на нём работать, нужно было установить на него необходимые программы. «Сколько уйдёт на то, чтобы установить программы?» – спросил я. «Обычно, около месяца», – ответил начальник бюро. Он не соврал: прошло около месяца (плюс-минус дня три), прежде чем специализированные люди установили мне пакет необходимых программ. До этого дня неопределённость продолжала атаковать меня: я читал инструкции, практически безуспешно пытался «анализировать» чертежи. Чем мне запомнился первый месяц работы? Тем, что я прочитал «Фауст» Гёте, «Кентавр» Джона Апдайка, «Преступление и наказание» Достоевского, собрание рассказов Чехова и Горького. А, ну да, после трёх недель моего скитания по сотам, в качестве призрака оперы, начальник бюро решил познакомить весь инженерный коллектив со мной. Чувствовал в этот момент себя я крайне отвратно: «двадцать-тридцать человек в соте начальника отдела пялились на меня, как на диковинную зверушку из зоопарка. Почему это надо было делать сейчас, а не сразу после моего прихода? Т.е. три недели я был духом бесплотным, и никто особо меня не замечал, а сейчас все разом стали задавать мне вопросы один за другим. Я помню, как моя спина обильно фонтанировала пот, и я хотел, чтобы это побыстрее всё закончилось.
На четвертую неделю новенький офисный стул, на котором я сидел, сломался, и я с грохотом повалился на землю: все прибежали посмотреть на это. Мне выдали старое советское бюрократическое седалище, проверенное временем, со стальным основанием. Оно скрипело, но внушало доверие, в отличие от пластикового дерьма.
Прошёл месяц, и программы были установлены. Мне давали определённый объём работы, которую не сложно было выполнить за один-полтора рабочих дня, когда рука была уже набита. Помню, как подошёл к начальнику с докладом, что я выполнил поставленную задачу. Он посмотрел на меня своим грустным проницательным взглядом, и еле слышно произнёс: «Ты эту работу должен был на неделю растянуть». Чтобы понять, насколько мало было работы в этом отделе, и насколько мне было скучно от того, что работы было мало, я просто приведу список того, что я успел сделать, пока работал в данном отделе:
– прочитал увесистый объём книг, не связанных с работой;
– написал свою книгу;
– изучал статьи, связанные с магистратурой.
– написал магистерскую диссертацию.
В определённый момент всем работникам отдела пришло письмо от начальника, в котором говорилось, что благодаря специальной программе мотивации каждый месяц трое сотрудников будут поощрены специальной премией, эквивалентной окладу. Т.е. вместо одной зарплаты ты можешь получить две. Проблема в том, что схема поощрения была довольно «мутной»: объём работ никак не зависел от инженера, она прилетала к нему, как я уже написал ранее, весьма и весьма порционно. И как вообще определить, кто достоин этой премии, а кто нет? Например, в школе есть классный журнал. По нему можно определить успеваемость каждого из учеников. Здесь ничего подобного не было. По крайней мере, если этот «классный журнал» и существовал, то его нельзя было увидеть в свободном доступе. Лично я получил эту премию всего один раз, и только тогда, когда эту систему мотивации только ввели. Видимо, сделали это для галочки, что система является «прозрачной», и что даже молодые инженера могут получить премию. Дальше, как бы я ни старался, я получал стандартный оклад, что меня дико удручало.
По долгу службы мне приходилось разговаривать со всеми инженерами из своего отдела, и с большинством из соседних. Я видел грустную картину: за плечами практически каждого из них было, как минимум, двадцать лет опыта в своей зоне ответственности. Но я видел в их глазах только безграничную грусть и тоску. Они желали только одного: чтобы их не уволили.
Во второй половине первого года моей инженерной практики пришло новое высокопоставленное начальство, решившее провести массовую чистку кадров. Иными словами, сократить штат. Иными словами, уволить часть сотрудников. В этот список попадали инженера преимущественно предпенсионного и пенсионного возрастов, как раз те люди, которые больше всех хотели бы остаться. Одного знакомого инженера, которому оставалось три четыре-года до пенсии тоже попросили уйти. Через несколько месяцев после увольнения он умер. Не знаю, связано ли это как-то с увольнением или нет, но он очень хотел продолжать работать. Ему было всего 56-58 лет.