Записки молодого варшавянина

ЕЖИ СТАВИНСКИЙ ЗАПИСКИ МОЛОДОГО ВАРШАВЯНИНА

24 СЕНТЯБРЯ 1938 ГОДА – МОЕ СЕМНАДЦАТИЛЕТИЕ

Я хорошо помню этот день. В мае я получил аттестат зрелости и, согласно недавно введенно­му закону, должен был вскоре отбыть годич­ную воинскую службу. День этот я провел в Закопане, куда отец вызвал меня, чтобы пред­ставить своей четвертой жене, В вопросах супружеской жизни отец явно опережал эпоху: вместо того чтобы иметь, как было принято в его кругу, одну законную жену и много любовниц, он, располагая временем и средствами, предпочел жить на американский лад, то есть иметь много жен и ни одной любовницы. За каждый развод и последующий брак ему приходилось платить сменой вероисповедания, поскольку иного выхода тогда не было. Так из католика он стал лютеранином, затем некоторое время был православным, а с этой, четвертой, женой бракосочетался в Вильно, где была мечеть, и теперь молился, обратя лик свой в сторону Мекки.

Людей малознакомых он старался убедить, будто, отвергая традиции и предрассудки нашей католической страны, пытается найти в разных формах монотеисти­ческого культа наиболее совершенный способ общения с всевышним. Но я-то хорошо знал, что все дело был попросту в этих его чертовых бабах, и даже радовался, что отец начинал стариться. Законный сын от его первого, католического брака, я жил с матерью, учительницей истории, и терпеть не мог отцовских жен. Боясь стать посмешищем, я скрывал от своих товарищей его религи­озные метаморфозы. К счастью, отец никогда не появ­лялся в гимназии и вообще возникал на моем горизонте лишь несколько раз в году, хотя я и оставался его единственным ребенком.

Прибыв в Закопане ночным поездом, я отправился прямо в частный отель «Орлик», где отец снял для меня довольно дорогую комнату с пансионом, намереваясь таким образом отметить сразу и день моего рождения, и аттестат зрелости, и уход в армию, поскольку призыв­ная повестка уже лежала у меня в кармане. Мы с от­цом еще в мае, склонившись над картой, изучили распо­ложение военных училищ,  чтобы  выбрать  наиболее сносное из них и менее отдаленное от Варшавы. В са­мой Варшаве в то время находилась только санитарная школа подхорунжих — и то для будущих кадровых во­енврачей. Мне же никогда не хотелось стать врачом, тем паче военным; службу в армии я считал долгом и привилегией и радовался, что скоро надену мундир, однако я считал, что в моей жизни это должен быть лишь краткий эпизод. Отверг я и школу подхорунжих для бронетанковых войск, потому что при одной мысли о железной коробке танка меня начинало подташни­вать: некоторые помещения вызывали у меня острые приступы клаустрофобии. В конце концов осталось учи­лище связи в Зегже, и я выбрал его, потому что здесь и служба была техническая, чистая, и меньше беготни по полям, словом, меньше муштры, а больше лекций и практического знакомства с современной техникой. Отец уладил это дело через одного генерала, своего клиента, и я получил повестку с предписанием явиться туда, куда мне хотелось. Таким образом, благодаря протекции от­ца я смог выбрать род войск, как турист — отель.

С отцом и его четвертой женой я встретился лишь вечером, на позднем обеде в ресторане «Тшаски». Это было накануне мюнхенских событий, и отец рассказы­вал о крайне напряженной атмосфере на немецко-чеш­ской границе, которую несколько дней назад пересекал вместе с молодой женой на своем «крейслере». Они воз­вращались из Венеции, куда он возил в свадебное путе­шествие каждую из своих избранниц.

— На немецкой стороне сплошь колонны грузовиков с солдатами и мрак затемнения, а у чехов — надолбы и ежи на шоссе, так что приходилось объезжать их, как флажки на трассе слаломиста. Я спросил таможенника, который лениво осматривал мой багажник: «Поддади­тесь или нет?» А он крикнул: «Мы будем защищаться!» — но я ему не верю, никакой стрельбы там не будет, они даже пикнуть не успеют, как Гитлер их проглотит.

— Этот таможенник очень красивый дядечка был,— добавила жена отца. Ядя. Молодая — лет на двадцать пять моложе отца,— она еще не пришла в себя от пере­мены, наступившей в ее жизни, и поглядывала на отца с некоторой опаской. Он увидел ее на приеме у знако­мых, куда она, дочь дворника, была нанята за пять зло­тых, чтобы подавать к столу. Красота ее поразила отца в самое сердце, он чуть не подавился супом из раков, а на прощанье, когда она помогала ему в передней одеться, сунул ей в руку серебряную десятизлотовую монету и визитную карточку, где под адресом было при­писано: «Прошу прийти в четверг, в десять утра. У меня есть для вас интересное предложение».