В столь многих недостатках, в сем хаосе гражданского управления, которого беспорядки, конечно, угнетать могут подданных более самой войны, есть и нечто доброе. Я разумею сословие стряпчих, которые, не подражая и не следуя правилу собратий своих: «любить ябеду и жить на разорении тяжущихся», имеют свое честолюбие и свою славу. Первостатейные стряпчие добрыми делами своими заслужили в обществе великое уважение. Они, имея надзор над младшими, без просьбы берут на себя защищать бедняка от неправд богатого; берут на себя все издержки судопроизводства и ни под каким видом и малейшего знака признательности за труды в таком случае не принимают. Другие не иначе принимают на себя ходатайство по делу, как по убеждении в правоте и справедливости просящего, и если сии получают условленную плату, то равно, как и первые, могут гордиться именем защитника невинности. Объявление судебных приговоров рождает удивительное соревнование и есть основание той чести и правоты, которая без робости в благородном стремлении заслужить одобрение и похвалу благомыслящих, в судах смело возвышает глас истины, часто изъясняется в оскорбительных выражениях на счет правительства, и к чести короля должно сказать, что он сих достойных людей особенно уважает и старается отличать их своей милостью и лаской. Пример такого поведения первостепенных стряпчих имеет благотворное влияние и на подчиненных, видящих, что одно средство нажиться честным образом есть заслужить доверенность публики, которая не иначе приобретается, как прилежанием, знанием и бескорыстием. Труд их не остается без награды, ибо более известные доктора прав, имеют значительные имущества.
Власть короля не ограничена; она подкрепляется любовью народа, и ныне, со времени пребывания его в Сицилии, от феодальной системы едва ли тень осталась. Могущество дворянства от многих причин ослабло, и королю для присвоения законным образом власти баронства препятствуют нынешние его стесненные обстоятельства, политическая его зависимость от англичан, а наиболее то, что от лишения дворянства вдруг всех преимуществ народ неминуемо был бы разорен; престол лишился бы сильной опоры, казна от своевольства праздного народа лишилась бы большой части доходов, и король, вместо беспорядков, от малого числа дворян происходящих, долженствовал бы бороться с буйством толпы невеж, которые до сего времени удерживались в должном повиновении только властью и попечением дворян. Освободить народ от всякой подчиненности, к которой он уже привык, значило бы дать ему оружие и против самой самодержавной власти, от которой неминуемо он стал бы требовать не одних повелений; но и причин, побуждающих к объявлению оных; ибо вольность народа с самовластием несовместна.
Государственный годовой доход, состоящий из разных податей и сборов, простирается до 5 000 000 рублей. Регулярных войск, включая и гвардию, считается 22 000. Солдаты, хотя и не так выправлены, не так ловко маршируют, однако ж стреляют исправно и очень метко. Конница легка и на прекрасных лошадях. Войско одето красиво и даже богато; содержание получает безнужное; но, что всего важнее, оживлено духом мужества. Многие полагают, что итальянцы вообще не способны к военной службе; но сие, говоря вообще, несправедливо. Италия во все времена славилась хорошими генералами, и хотя итальянцы не походят более на римлян и изнежены до того, что солдаты не имеют воинственного вида; однако ж, если они подчинены будут искусному генералу, то никакому народу не уступят в храбрости. Итальянские войска под предводительством Наполеона, столько отличившиеся во многих сражениях, особенно в Ваграмской битве, мнение о их неспособности могут совершенно опровергнуть. Сицилийские гренадеры под начальством герцога Гессен-Филиппстальского, защищавшие Гаэту, также заслужили имя храбрых даже и от самых французов, которые не всегда и не очень охотно отдают справедливость своим неприятелям.
В начале 1808 года, когда в Неаполе готовилась экспедиция для покорения Сицилии, Фердинанд объявил об опасности отечества. Народ, дворянство, духовенство, все сословия вообще изъявили неожиданную многими готовность умереть за короля. при сем обнаружилась закоренелая ненависть сицилийцев к неаполитанцам.
Народ гласно просил дать им начальников из природных сицилийцев, и когда король снизошел на просьбу сию, то в три недели явились добровольно на службу 52 000 челов. подвижной милиции, кои иждивением дворянства были уже одеты, а оружием снабжены англичанами. Нам приятно было видеть, что мундир и экзерциция сего народного ополчения были точно такие, какие наша пехота имела в царствование императрицы Екатерины II.