Записки начальника Разведупра. Июль 1940 года – июнь 1941 года

В официальных американских органах, имевших влияние на ход поставок, засели люди, которыми руководило главное – политическая неприязнь к Советскому Союзу. По этой причине затягивалось решение вопросов фрахтовки тоннажа для доставки в СССР военных материалов. Центральный военный аппарат США через буржуазную прессу вел активную пропаганду успехов гитлеровской Германии, пытался опорочить профессиональные умения советских офицеров и генералов, умалить героизм советских воинов, всеми способами старался саботировать выполнение советских заказов. Нам были известны факты, когда военный департамент накладывал «вето» на материалы, к поставке которых в Советский Союз имелись все возможности.

Все это было очень серьезно. Успешное решение задач нашей миссии было немыслимо без преодоления этих трудностей. Мы считали, что в интересах общего дела президент Рузвельт должен призвать к порядку те элементы своей администрации, которые саботировали дело помощи Советскому Союзу, приструнить военный аппарат, дать указания о радикальных изменениях производственных планов и предоставить всю широту полномочий Гопкинсу в Москве. Докладывая обстановку и свои соображения советскому правительству, мы полагали, что все это может пригодиться во время бесед с личным представителем президента США Г. Гопкинсом, который в сопровождении бригадного генерала Мак Нарнея и лейтенанта Д. Алисона 28 июля прибыл в Москву. В тот же день он был принят И. В. Сталиным. Личного представителя Рузвельта сопровождал посол США Штейнгардт. На следующий день И. В. Сталин имел вторую беседу с Гопкинсом. Беседа продолжалась два часа. Из Москвы Гопкинс вылетел в Лондон.

Но вернемся к работе нашей миссии в США. Утром 31 июля в военном департаменте состоялась полуторачасовая беседа с военным министром Г. Стимсоном. С нашей стороны были посол К. А. Уманский, А. К. Репин, военный атташе И. М. Сараев и автор этих строк. Американцы, кроме министра, были представлены его заместителем МакКлоем, генералом Майлсом, возглавлявшим американскую разведку, а также полковником Феймонвиллом, капитаном Кристелом и еще кем-то.

Перед нами предстал 72-летний старик, как видно сильно чувствовавший груз своего возраста. Это и был Стимсон. Беседу с нами министр начал с замечания, что надо считать «недоразумением» слух, будто он не хочет видеть у себя генерала Голикова, и что, наоборот, он стремился к этому с первого же дня пребывания советской военной миссии в Вашингтоне. Мне оставалось ответить, что до меня этот слух в такой форме не доходил.

Нам бросилось в глаза, что на стене в кабинете военного министра США висела карта Европы с явно ошибочным обозначением линии советско-германского фронта – на всем его протяжении от полуострова Рыбачий до Черного моря. Судя по этой карте, многие советские города, в том числе Мурманск, Петрозаводск, были уже заняты немецко-фашистскими оккупантами и враг вплотную подошел к Ленинграду. На центральном направлении гитлеровцы находились на ближних подступах к Вязьме. Все это не соответствовало истинному положению войск воюющих сторон. В таком обозначении линии фронта, как видно, проявлялось лицо американской разведки с ее ярко выраженной ориентировкой на геббельсовскую пропаганду и все той же неприязнью по отношению к советскому народу и его Вооруженным силам.

Вообще, надо сказать, что в американских официальных кругах в то время господствовало мнение, что русским не устоять под ударами гитлеровской военной машины. Один из авторитетнейших государственных деятелей США того времени Э. Стеттиниус свидетельствует: «В день 22 июля 1941 года как в военных кругах, так и вне их многие не верили, что сопротивление Советского Союза может быть продолжительным. Я вспоминаю много дискуссий, участники которых говорили, что война в России закончится к 1 августа. Те, кто придерживался этой точки зрения, считали, что все оружие, которое мы пошлем, вероятно, попадет в руки Гитлера. Единство советского народа и сила Советской армии недооценивались в те дни не только в Берлине, но также и в Вашингтоне и Лондоне»[196].

Поэтому мы считали своим долгом в беседах с министром и другими американскими деятелями разбивать домыслы тех, кто ждал поражения СССР и победы Гитлера. Так мы поступали и в Лондоне, и в Вашингтоне. Это чувствовали наши собеседники. Тот же Стеттиниус, описывая встречу членов советской военной миссии с начальником штаба американской армии генералом Маршаллом, в которой он принимал участие, писал: «Оба генерала (А. К. Репин и я. – Ф.Г.) подчеркивали необходимость быстрых действий, но они были абсолютно уверены в том, что Красная армия не будет разгромлена летом и, более того, что у нее хватит сил для захвата инициативы с началом зимы. Это были смелые слова в дни, когда Красная армия откатывалась назад по Украине и Белоруссии»[197].