Записки натуралиста

Осенью мы уезжали в Сибирь. Как сейчас помню мрачный ноябрьский день. Мокрые желтые листья покрывали дорожки сада, в кустах бузины, предсказывая затяжное ненастье, как оголтелые, трещали воробьи. Порой налетал ветер, и под его порывами качались и глухо скрипели голые ветви акаций. Я прощался с родными местами, с Хованским, с Маркизкой. Отец не решился везти старую собаку в далекую Сибирь и подарил ее Николаю Ивановичу. Верный пес оставался в надежных, хороших руках, но от этого мне было не легче. Старый Маркизка и одноглазый охотник с того дня навсегда ушли из моей жизни.

НЕУДАЧНЫЙ ДЕНЬ

Вот и Сибирь — моя далекая суровая родина. Вот и Иркутск, и неприветливая быстрая Ангара. А за ней сначала Кайская, потом Синюшкина гора, поросшие редким смешанным мелколесьем да багульником. Где же сибирская глушь — тайга, темные кедры, о которых я так много слышал, живя на юге?

Широко раскинулась мрачная хвойная тайга в глубине страны, там, где в то время не было ни торных дорог, ни жилья человека. Далекой, недоступной казалась она мне в первое время. Не один Десяток километров трудного пути отделяли меня, жителя большого города, от настоящей природы. А неведомые лесные просторы с каждым днем все сильнее манили меня к себе, я мечтал о них. Но вот прошла долгая зима, и мои мечты, наконец, превратились в действительность. С наступлением летних каникул наша семья переехала в деревеньку Смоленщину, и оттуда уже я на легкой лодчонке по извилистой речке Ольхе не один раз пробирался в тайгу. Моим постоянным спутником была наша новая охотничья собака, ирландский сеттер; звали его Барька.

Летние экскурсии вдали от Иркутска и частые выезды на охоту весной и осенью несколько примиряли меня с непривычной жизнью в большом городе. Зимой я учился и мечтал о лете, летом в полной мере осуществлял свои замыслы. Когда мне исполнилось четырнадцать лет, моя бабушка подарила мне настоящее двуствольное ружье, и я с особенным нетерпением ждал весны, чтобы вырваться за город и по-настоящему испытать свои силы в стрельбе — поохотиться.

В начале мая представился удобный случай. К нам забежал приятель моего брата и сообщил, что завтра утром мы сможем поехать на винокуренный завод, расположенный в пятидесяти восьми километрах от Иркутска, по Верхоленскому тракту. Управляющий заводом звал нас в гости, писал, что в эту весну налетело особенно много уток и гусей, и советовал не терять времени. Мы тут же решили воспользоваться приглашением и прожить в этом интересном, глухом уголке до конца весенней охоты.

Ранним утром на другой день в нашем дворе уже стояла запряженная в телегу лошадка. Хозяин называл ее рысаком. Он торопил нас с отъездом. Но вот все готово, пожитки уложены, мы размещаемся в телеге. Минуем тряскую мостовую города, а затем выезжаем на Верхоленский тракт.

Сразу за Иркутском начинаются горы. Верхоленский. тракт, извиваясь змеей, то взбегает на перевалы, то спускается в глубокие лощины. Чуть зеленеет травка, покрываются молодой зеленью березки, на склонах холмов алеют цветы багульника.

Мы мысленно стремимся вперед, но наш пресловутый рысак, называемый так лишь за то, что он под гору бежит рысью, едва передвигает ноги, и не потому, что он стар или плохо упитан, а так, по привычке, свойственной выносливой сибирской лошади.

После долгой зимы нам, впервые вырвавшимся из города, даже однообразная дорога и медленное движение кажутся восхитительными. Целый день почти беспрерывной езды, и мы остановились на ночь в маленькой деревушке. Ее бревенчатые избы тянутся вдоль дороги в один ряд. Но как она непривлекательна! Ни одного деревца, ни одного палисадника на всем ее протяжении. Одни потемневшие избы, хозяйственные пристройки, сложенные дрова и ничего больше.

Несмотря на весну и теплые дни, изба, в которой мы остановились, была жарко натоплена. Помимо хозяев ее населяло несметное количество блох, не дававших ни одной минуты покоя. Все наши попытки уснуть не увенчались успехом. Надев валенки и накинув полушубки, мы выбрались на воздух и, пока наши хозяева и возница спали сном праведников, уселись на дровах под открытым небом и ждали рассвета.

Ночь была тихая, звездная, холодная. В темном небе беспрерывно летели птицы; они стремились к северу, наполняя воздух свистом крыльев, гортанными голосами, гоготом, писком. В окрестных озерах бухали ночные цапли-выпи.

Раннее утро. Измученные с непривычки бессонной ночью, мы безучастно смотрели, как наш возница бодро и деловито запрягает лошадь.

Опять езда в течение целого дня. На подъемах мы с трудом передвигали ноги, едва поспевая за телегой, используя спуски, забирались в телегу и, трясясь из стороны в сторону, засыпали на короткое время.