Перепелка — самый маленький представитель наших куриных птиц: она немногим крупнее скворца. В средней и южной полосе Европы и в Западной Азии перепелка густо заселяет поля и травянистые степи, не избегает редких кустарников и опушек леса. В Восточной Сибири и в Уссурийском крае перепелки часто поселяются на заболоченных участках, если они покрыты высокой травой. Правда, в этих частях обитает так называемая немая, или японская, перепелка. Она имеет почти такую же окраску и размеры, как и наша перепелка, но зато заметно отличается странным криком. Голоса самцов европейской и японской перепелок совершенно различны.
Однажды под вечер, возвращаясь от степных прудов — ставков, где я, охотясь за утками, отстоял две зори, я случайно встретился и познакомился с путевым обходчиком. Этот старичок жил в железнодорожном домике, одиноко стоящем у путей» среди степи в пяти километрах от города. Часто посещая ставки, в прежнее время я всегда пользовался другой, более прямой и короткой дорогой. Однако в этом году, после обильного снега и бурного таяния, распаханная степная почва сильно размокла. Непролазная грязь на этот раз заставила меня отказаться от прямого пути и выбраться на железнодорожную линию. «Ну и мучение!» — думал я, добравшись наконец до твердой почвы, вытирая платком вспотевшее лицо и с раздражением осматривая свои сапоги. К их подош-0ам прилип толстый слой вязкой глины, от которой я никак не мог освободиться в пути. И теперь я удобно уселся на подсохшую железнодорожную насыпь, вытащил перочинный ножик и стал им очищать обувь.
— Что, грязь одолела? — услышал я за спиной голос.
— Чуть было не одолела, еле ноги вытащил, — обернулся я и увидел на путях маленького старичка.
В руках он держал свернутые флажки, какими пользуются железнодорожнику для сигнализации.
— Ну как, на Левшинских ставках утка есть?
— Есть, да мало, — ответил я, — две зори выстоял.
— Шесть селезеньков взяли, не совсем мало; куда больше: не торговать, небось, — усмехнулся старичок.
Разговаривая, мы не спеша пошли по путям к городу.
— Ну, вот я и дома, — остановился мой спутник у железнодорожной будки, — может, зайдете, молочка выпьете?
Я последовал за обходчиком и, войдя в единственную просторную комнату, сразу понял, что попал к большому любителю-птичнику. Около печи на полу помещался широкий, совсем низкий ящик; до половины в нем были насыпаны, вероятно, песок и зола. В ящике копались три перепелки. При нашем приближении они нехотя соскочили на пол и стали отряхивать свое оперение. Облачко пыли поднялось от них и повисло в воздухе. Одно из окон, обращенное к югу, было заставлено сухими ветками, на подоконнике стояла деревянная кормушка и маленький сосуд с водой; здесь без клетки обитал соловей.
Сообразив после непродолжительного разговора, что я тоже интересуюсь всякой живностью, старик разговорился.
— Это у меня заводная самка, — объяснял он, указывая на одну из перепелок. — Я, знаете, не всегда манком пользуюсь. Ведь не каждый перепел на манок хорошо идет. Пока далеко — не разбирает и бежит, а как близко подойдет — застопорит. Вот тогда мне перепелка и помогает. Эти перепела, — продолжал старик, — замечательные, им цены нет. Как начнут дробь отбивать — мертвого разбудят, ведь я их из многих сотен выбрал. Иной раз недели полторы выслушиваешь, какая птица кричит лучше. Вечером в обход идешь — слушаешь, утром на заре пойдешь — опять слушаешь, а потом лучшую и поймаешь. Интересное это занятие. Вот вы, как немного озимые поднимутся, приходите ко мне с вечера, а на утренней заре пойдем перепелов ловить. Если вы заинтересованы — любого для вас перепела поймаю.
Прошло около месяца. Давно закончилась весенняя охота на селезней, и я, сидя в городе и соскучившись по природе, вспомнил приглашение путевого обходчика. «Обязательно надо познакомиться с перепелиным ловом», — решил я и, выбрав свободный день, под вечер сел на велосипед и направился к знакомому домику.
— Надумали-таки! — встретил меня дед. — Что же, время хорошее — бой в самом разгаре, завтра попытаем счастье.
Ранним утром, вернее глубокой ночью, мы ощупью спустились с крылечка и осторожно зашагали пыльной дорогой, идущей среди хлебов, по направлению к Левшинской балке. Заалел восток, и чуть посветлело, когда мы добрались до намеченного участка.
Хотя было очень темно, но и в предрассветных сумерках я кое-как разобрался в местности. Мы остановились на краю широкой полосы старой залежи, заросшей высоким и густым разнотравьем. Прямо на восток от нее тянулись озимые посевы, где густой хлеб уже успел подняться выше колена.
— Самое перепелиное место, — шепотом сообщил мне дед, не спеша приготавливаясь к лову.
Поверх поднявшегося хлеба мы аккуратно растянули тонкую зеленую сетку и, удобно усевшись среди бурьяна, приступили к делу.