Записки натуралиста

Почти десять лет я и Нина Васильевна работали в Новороссийске. Но за это время каждый из нас только по одному разу посетил Севастополь. Естественно за короткий срок мы не могли наладить близкие контакты с тамошними биологами. Большую роль в этом сыграло и некоторое различие в характере научной деятельности этих двух исследовательских учреждений. Деятельность Севастопольской станции имела, если можно так сказать, пелагический уклон, а Новороссийской — неритический. Очевидно, на отсутствии тесных связей сказывалось и соперничество между экспедициями Ю. М. Шокальского и Н. М. Книповича. Первая, как известно, была тесно связана с Севастопольской биологической станцией, вторая — с Новороссийской. Так или иначе, но в конце концов вопрос о нашем переходе был улажен. По постановлению Президиума Академии наук СССР мне присвоили звание старшего зоолога, Нине Васильевне — старшего ботаника, а должность заведующего станцией была переименована в заместителя директора.

В Севастополе я впервые, как это ни удивительно, встретился с С. А. Зерновым, теперь уже своим непосредственным начальником. Став директором Зоологического института (Ленинград), он часто приезжал в Севастополь в короткие командировки или в отпуск. Станция, как уже говорилось, не входила в состав института, но оба учреждения имели общего директора. Имя С. А. Зернова как одного из основоположников русской гидробиологии было очень популярно среди работников станции. Здесь еще помнили и о его прошлой, весьма активной деятельности как заведующего (он расстался со станцией в 1914 г.) при директоре академике В. В. Заленском.

Среди сотрудников Севастопольской станции мы встретили и старых сослуживцев Зернова. Один из них — знаменитый рыбак Михаил Яковлевич Соловьев, начавший свою службу на станции еще во времена А. О. Ковалевского. О Соловьеве я впервые узнал в студенческие годы на памятном для меня заседании кружка натуралистов, где делал доклад о Севастопольской биологической станции студент Мефодий Тихий. Теперь Соловьев буквально поразил нас тем, что запомнил латинские названия не только животных, но и водорослей, сообщенные ему двадцать лет назад альгологом Н. Н. Воронихиным.

В полную силу трудился замечательный механик, великий труженик, мастер на все руки — от водопровода до микроскопа — 75-летний Кондрат Григорьевич Седов. Этот хороший умный человек, к сожалению, был баптистом.

С 1907 г. работала на станции Лидия Ивановна Якубова, ученица знаменитого швейцарского зоолога Ланга. Она проявила себя хорошим бентологом и специалистом по полихетам, а также блестящим руководителем студенческого практикума. Человек безупречного нравственного авторитета, прямолинейная в суждениях и симпатиях, она иногда отличалась упрямством, в котором ей трудно было противостоять.

Остальные научные сотрудники пришли на станцию уже в годы Советской власти. Михаил Андреевич Галаджиев, бывший преподаватель Крымского университета, а до того сотрудник С. И. Метальникова, вместе с которым он проводил в Ленинграде исследования по «бессмертию» простейших, и теперь продолжал наблюдать знаменитые культуры инфузорий, размножавшиеся без конъюгации в течение уже 20 лет. В Севастополе он занимался зоопланктоном и, кроме того, принял от В. Н. Никитина его работы по изучению обрастаний и лакокрасочных противообрастающих покрытий. Зоолог Владимир Константинович Попов изучал паразитических раков.

Незадолго до нашего прихода на станции появился Евгений Николаевич Мальм. Врач по образованию, он был очень разносторонним человеком, оказавшим большую пользу во многих экспериментальных работах; в руках у Мальма буквально все кипело и ладилось. Одно время он занимался дельфинами.

В результате участия станции в экспедициях под руководством Юлия Михайловича Шокальского были опубликованы очень важные работы В. Н. Никитина по зоопланктону и П. Г. Данильченка по биогенным элементам. Большой интерес представляли экологические наблюдения ряда сотрудников (при участии Е. Н. Мальма). Однако ознакомление с отчетами и планами исследований показало, что деятельность станции в сущности характеризуется многочисленными, не связанными между собой, индивидуальными работами; общих задач и целенаправленной программы исследований на станции не существовало.

Прежде всего пришлось заняться составлением перспективного плана работ станции на 15 лет (этот срок был установлен Академией наук СССР). В зависимости от этого строились соответствующие годичные планы. Спустя много лет мне попалась эта записка, чудом сохранившаяся в многострадальном архиве станции в годы войны и немецкой оккупации Севастополя. Далеко не все намеченное оказалось выполненным на деле, но многое из задуманного было правильным и своевременным. В частности; в записке развивалась мысль о необходимости отказаться от некоторых окаменевших представлений в отношении Черного моря и заново кардинально исследовать его природу, раскрыть ее основные черты в их совокупности и взаимодействии.