Эрудит тем временем оправдывал свою характеристику. Ну, или опровергал — тут как посмотреть. Он извлек из-за пазухи два свертка и литровую банку с капустой. Хорошо быть толстеньким, как говорили Пончик и Сиропчик в книжке про Незнайку. Или они не так говорили? Не помню, но Федор тем временем развернул крафт-бумагу, в которой оказались кусок сала с мясными прожилками и, неожиданно, приличный шматок холодца, побольше, чем с ладонь. Из левого кармана штанов достал бутылку, из правого — четверть буханки ржаного, три вилки и три давешних лафитничка на тонких граненых ножках. В рюмки поочередно дунул, прежде чем поставить на стол, чем явил в себе родственную мне душу. После достал складной нож и, щелкнув открывшимся лезвием, оперативно напластал хлеб и сало. Финальным аккордом наполнил тару, уселся на свой стул, стоявший между нами со стариком, и замер. Изумительной выдержки человек. На всю сервировку у него ушло от силы минуты три. Высокий класс.
— Так, мужики, — Второв начал вовсе не в привычной своей деликатной манере, — дураков за этим столом нет, но на всякий случай контрольно предупреждаю: об увиденном здесь — ни слова, ни намека никому!, — мы одновременно коротко кивнули, — Ну, за тайны и мистику, мать их!, — и он закинул содержимое рюмки по назначению, а затем пальцами достал из банки щепоть квашеной капусты и аппетитно захрустел. Я чуть выпить не забыл от неожиданности. И тост был двусмысленный, и поведение кардинала из имиджа выпадало полностью, плашмя, навзничь.
— Дима, ты не будешь возражать, если я приму у тебя ларец на очень ответственное хранение прямо здесь и сейчас?, — пристально взглянул на меня старик, в то время как невозмутимый Федор разливал по второй.
Внутренний скептик, растопырив руки и оттесняя назад реалиста и фаталиста, как Трус-Вицин между Балбесом и Бывалым, заголосил: «Да забирайте нахрен его вовсе навсегда, сундук тот! Нужен он нам, как змее велосипед! Жили же как люди нормально, нет ведь, клады вам подавай, приключенцы недоделанные!». Я ответил чуть сдержаннее:
— Никаких возражений, Михаил Иванович. Ваших возможностей явно хватит для того, чтобы определить и идентифицировать содержимое.
— И оценить? — дед смотрел на меня испытующе.
— Если я не ошибаюсь, то оценивать наши находки — дело гиблое и опасное, — откровенно ответил я, — Если бы я не знал место и историю их, скажем так, обретения, то просто посмеялся бы над таким набором. Теперь мне не смешно вовсе. Вот ни капельки. Даже если все это — подделки, то все равно подделки не позднее пятнадцатого века. Нет, цена содержимого меня не интересует совсем.
Скептик упал вниз лицом как подрубленный и затрясся, содрогаясь в истерических рыданиях.
— Тогда теперь твой тост, — с довольной улыбкой произнес серый кардинал.
— За понимание, — я блеснул лаконичностью вполне в духе генерала Михалыча.
Закусив неожиданно вкусным, прямо настоящим, домашним холодцом, хозяин спросил:
— А почему именно понимание, Дима?
— «За дружбу» было бы наглостью. «За единение родов войск» — глупостью. «За любовь» — не ко времени и не к месту. Поэтому за понимание, — пояснил я, наблюдая, как расцветают улыбками лица мужчин за столом, — Я не вполне уверен, что оно принесет нам много хорошего, но быть-то оно должно?
— Хорошо сказано, — крякнул Федор Михайлович, а старик согласно кивнул.
— Ну, на посошок — и на палубу, — скомандовал он, — а то гости снова заскучают.
Никто не возразил.
Мы стояли, облокотившись на борт, и Надя взахлеб рассказывала мне о том, как прошел ее день: какие тут чудесные косметические процедуры, какой замечательный хаммам. О том, что Ленка обещала ей золотую карту какого-то сверхмодного и ультразакрытого спа-центра «только для своих». Что они обсудили возможность отдать дочек после четвертого класса в институт благородных девиц, который находился под патронажем Минобороны. Я кивал. Фиксировал и кивал. На разговоры у меня не было ни сил, ни желания.
— Дим, ты как? Ты совсем замученный какой-то. Неужели пришлось перелить всю свою кровь на операции, как Аня сказала?, — спросила жена, заглянув мне в глаза со своей волшебной улыбкой. Я хмыкнул, услышав последнее. Да, дочь в своем репертуаре — вы все вокруг можете расшибиться вдребезги, но папа все равно лучше.
— День долгий был, родная. Сперва по лесам бегали, потом обратно возвращались. А тут вон сколько всего — операция, наркоз, рентген с губительным излучением… — впроброс ответил я. Зная Надю — не прокатит. И не ошибся.
— Дим, не делай мне нервы, а себе невинное лицо, нам обоим это не идет!, — она решила бить врага его же оружием, меня — моими же фразочками. Я пропал.
— Надь, за ужином Михаил Иванович все расскажет и покажет, он лично обещал. Честно, — сдался я.
— А где сумка, которую ты принес из леса?, — глазастая она у меня.