Записки нечаянного богача – 2

Внутри крышка была украшена такой же тонкой ажурной серебряной работой, как и снаружи, но погуще, побогаче. В основании, на расстоянии примерно трех сантиметров от краев, было углубление, разделенное на пять неравных частей. Пространство между отсеками, как и рамка вокруг, было отделано алым бархатом. Слева лежала маленькая, с некрупное яблоко, шкатулка, кажется, золотая, по форме напоминавшая китайскую пагоду, судя по характерной форме крыши. Насечки и тончайшие линии складывались в какое-то подобие надписей, но ни начала, ни конца фразы найти я не смог. Странные символы, нанесенные на кровлю, никак не откликались в памяти.

Под шкатулкой в отдельном отсеке лежал явно древний перстень, утопленный в красный бархат точно посередине круга, вышитого золотыми нитями. Грубоватая работа, но видно, что не просто старинная, а прямо-таки эхо незапамятных времен. На перстне был изображен круг, внутри которого располагался то ли равносторонний крест, то ли цветок с четырьмя лепестками и выпуклой серединкой. Обрамляли круг два птичьих крыла, а внизу было подобие хвостовых перьев.

В отделении справа лежала серебряная коробочка, в которой на зеленой бархатной подушке в специальном углублении покоился неровный кусок темного камня с заметными красными и слабо заметными серыми прожилками. Рядом лежала шелковая лента с, кажется, арабской вязью, которая повторялась на стенках и крышке коробочки. Только на шелке была выведена пером, а на серебре — отчеканена.

Чуть выше него в своем отделении располагалось что-то вроде маленькой розетки для варенья, искусно вырезанной из какого-то красного минерала. В ней лежал еще один перстень, и тоже, видимо, золотой. На его печатке были два равносторонних треугольника, один поверх другого. В центре фигуры и по краям, на свободных от расходящихся вершин местах, были нанесены глубокие точки-звездочки, тоже, кажется, шестиконечные.

По центру, в самом большом отсеке хранилась невысокая плетеная корзиночка, похожая на те, в которых в придорожных кафе ставят на стол хлеб. Только эта была не соломенной, а золотой. Тонкость и воздушность плетения тусклых желтых нитей завораживала. Казалось, начни следовать взглядом за узором — и ты уже никогда не вернёшься в этот скучный суетливый мир. В корзиночке лежала видавшая виды, побитая и изломанная деревянная доска, вернее, кусок доски, размером с кирпич, только высотой всего сантиметра три. Выщерблены и трещины на дереве скрадывали почти весь текст, вырезанный на ней, но внизу буквы складывались в слова «Rex Iudeaorum*».

Я судорожно сглотнул и очень осторожно опустил крышку ларца, не прикасаясь ни к одной из находок. Мне и сам сундук уже трогать не хотелось, но смотреть на его содержимое не хотелось еще сильнее. Тишина за столом давила так, будто это Федор снова прижал меня к стулу. Но он стоял рядом не шевелясь, с максимально допустимым для него изумлением на лице. То есть рот чуть приоткрыт, левая бровь выше правой, глаза будто примерзли к закрытой крышке ларчика. Казалось, начнись вдруг стрельба — он не среагирует. Из-за его спины выглядывал, привстав со стула, да так и замерев, Михаил Иванович. Его удивление было нескрываемым и ни с чем несравнимым. День сюрпризов продолжался.

*Rex Iudeaorum — (лат.) царь иудейский.

Глава 8 Встреча с друзьями. Знакомство на кладбище

Клянусь, мне после встречи с медведем так страшно не было, как сейчас. Я прямо спиной чувствовал, как между лопаток собираются крупные холодные капли и вдоль позвоночника направляются туда, куда хотелось немедленно отправить все тайны и сокровища мира прямо сейчас, не стесняясь в выражениях. Я сглотнул еще раз и вытер мокрые ладони о штаны.

— Федор Михалыч, а водки нет?, — мой робкий голос прозвучал даже не тоскливо — заунывно.

— Ага. И рюмки три неси. И закусить, — Второв давал фору по скорости реакции и владению собой всем присутствующим. И подавал пример. Это понятно, с его-то опытом. А я с каждым новым приключением все сильнее сомневался в том, что мне свезет достичь его возраста.

Надо же было так влипнуть с этим чертовым ящиком. Хотя, судя по содержимому, он не чертов, а совсем даже наоборот. Призрачные экраны вокруг начинали молча гаснуть один за другим. Кроме реплики про Чернятинскую сталь от мультяшного ученого, от них не прозвучало ни слова. Но судя по тому, как бегали глаза старика по его чудо-панели — аналитики явно что-то оживленно ему писали. Он даже на вошедшего умницу и эрудита не отвлекся. Тот зашел без столика на колесах, салфеток и прочего антуража, и уже где-то нашел и надел всегдашнее собранно-равнодушное лицо профессионала. С ошалевшим лицом человека, которого разбудили выстрелом над ухом или звонким неожиданным ударом половника о пустое ведро, оставался я один. Но привести его в порядок не получилось даже вручную: потер лоб, размял шею, похлопал по щекам — ноль реакции. Брови под прической, и рот приоткрыт, как у жертвы аденоидов или несильно быстрого умом.