Записки нечаянного богача – 3

— Как там ты, Дим, говорил? — весело глянул на меня Артём и повернулся к Миле. — Это твоя родня, а не наша. Скажи им, пусть летят нахрен отсюда!

И чуть присел, закрыв ладонями уши и раскрыв рот, будто в ожидании взрыва. Аббат, эрудит и кардинал посмотрели на него, как на идиота. А я увидел, что Люда едва не плачет, кусая губы.

— Что с тобой, Мила? — еле переорал я стаю, которая звучала не особо тише взлетающего самолёта, только гораздо противнее.

— Я же не знаю испанского! — в отчаянии крикнула в ответ она, а внутренний скептик опять залепил себе по лбу открытой ладонью.

— Ну так они — тоже! — махнул я наверх. — Ты — Воро́на, дочь Во́рона! Шугани канареек, да поехали домой!

Моя, напускная отчасти, уверенность помогла и сейчас. Слёзы будто испарились в её глазах, спина выпрямилась, плечи расправились. И мы с Лордом тоже спешно пригнулись, зажимая уши. Трио старших выглядело непередаваемо растерянно, смотря на нас уже с некоторой тревогой. Но скоро им всё стало ясно.

— Гэ-э-э-эть*!!! — пронеслось над головами ураганом, будто разорвав стаю почти напополам.

Враз притихшие чёрные птицы разворачивались, наплевав на законы физики, спеша исполнить приказ. Я клянусь, некоторые кувырнулись назад в воздухе, прямо через хвосты, и стали набирать скорость в положении «лёжа на спине»! В этот раз циркулярка, судя по звуку и эффекту, была диаметром ещё больше, чем в прошлый, на холме за Темнолесьем. А заключительное «эть!» прозвучало как слитный залп из СВД. Причём стреляло много народу. А ещё было похоже, будто какой-то пастух ростом с девятиэтажку щёлкнул кнутом сопоставимых размеров.

Падре широко разевал рот. Эрудит шерудил мизинцем в ухе, оказавшемся ближе к невесте брата. Кардинал в крайней задумчивости провожал взглядом улепётывающую, уже почти скрывшуюся за деревьями, стаю, повторяя оба движения сразу.

— Серёг, ты в детстве мультик про Перепилиху глядел? — спросил младший Головин, с опаской убирая ладони от ушей и оглядываясь на Милу. Та шутливо нахмурились, сложила руки рупором и сделала вид, что набирает воздуха побольше.

— Нет! Внял, понял, осознал, виноват, не повторится, только умоляю — не ори больше! — затараторил Тёма, выставив ладони перед собой, семеня от неё спиной вперёд. И, разумеется, сковырнулся с берега в болото, подняв в этот раз тучу брызг.

До берега шли гораздо дольше. Кувшинчик, чуть подсохший снаружи, кажется, только прибавлял в весе с каждым шагом. Чтобы не переть его в давешнем «гамаке», тонкие стропы которого нещадно резали плечи, Фёдор сладил что-то вроде саней-волокуш, увязав вместе несколько крупных ветвей в виде здоровенного веника, на мы котором и закрепили амфору, лёжа. Впряглись четвёркой, упряжь снова смастерил аббат. Где только наловчился так с верёвками управляться?

В пути было не до бесед: Головины пёрли носорогами через сельву, и нам с Серёгой никак нельзя было сбиваться с их темпа — переехали бы санями и не обернулись. Пот ел глаза, кровь стучала в ушах, шнуры наминали плечи и пальцы даже сквозь подложенные, свёрнутые подушками, куртки. Ползавшая по липкому голому телу кусачая местная мошкара культурному общению тоже никак не способствовала.

Дойдя до пироги и положив в её «грузовой отсек» амфору, не сговариваясь скинули одежду и полезли отмываться в Гвадалквивир. Вода оказалась вполне комфортной у берега, а плыть на середину или нырять никто и не собирался. На суше остались лишь смущённо отвернувшаяся Мила, по-прежнему задумчивый кардинал и таинственный аббат, что-то неторопливо рассказывавший им обоим. По примеру опытных братьев, мы с Лордом простирнули быстро все шмотки, включая носки и бельё. В сыром, но условно чистом, было гораздо приятнее, хоть и не особенно комфортно, но Артём уверенно заявил, что на теле, да при такой погоде, высохнет быстро. Отдельно радовало избавление от болотного запаха, к которому, вроде бы, вполне привыкли за время похода. Но его исчезновение все встретили с облегчением. Словом, грузились в лодку счастливые, будто после бани — как заново родились. Судно враз стало напоминать плавучие бедные дома азиатско-тихоокеанского региона: на натянутых верёвках висело бельё, на обоих бортах лежали босые ноги, шевелившие пальцами под встречным ветерком.

— Вот бы там, в амфоре, грамотку найти, типа: «Подателю сего выдать в вечное владение Майорку», — задумчиво проговорил Ланевский. — Тём, что бы сказал по этому поводу твой ротный?

— То, что сказал бы мой ротный, тебе бы не понравилось. И среди нас дама, — хмуро пробурчал Головин, выбирая из волос последнюю тину. — А вот товарищ старший прапорщик в учебке сказал бы так: «А-а-атставить! Майорка — неправильно, правильно — майорша!»

Мы только начали улыбаться, слушая его хрипло-впитой командный голос, как он тут же продолжил:

— А-а-атставить!!! Майорша — неправильно, правильно — супруга товарища майора! — причём «супруга» прозвучало с характерным южнорусским «гэканьем», а «товарищ» — как «товарышш».