Записки нечаянного богача

К слову о метаболизме — есть не хотелось. Хотелось жрать, побольше и прямо сейчас. Проходя мимо гирлянды с юколой, срезал одну для волка, раз уж он все равно в гостях. Тем более костей там нет, чистый филей, но еще явно сыроватый. Себе достал муксуна, который еще недавно был малосол, а сегодня уже прямо хорошо просолился. И под котелок воды из «правого» ручья смолотил почти все, что оставалось. Серый переминался с лапы на лапу, теряя деликатность на глазах — и был прав: с тушей медведя точно надо было разобраться сегодня.

Процесс разделки медведя по большому счету мало отличался от разделки свиньи, купленной на рынке. Но чтобы к нему приступить, требовалось снять со зверя шкуру, на что ушла уйма времени и матюков во все стороны: на бурого покойника, на криворукого себя и на постоянно совавшего под нож свой холодный мокрый черный нос волка.

К вечеру в лучах закатного солнца на берегу наблюдалась следующая картина: у самого края воды спал абсолютно счастливый волк, нажравшийся медвежатины почти до шарообразного состояния. К озеру он несколько раз подходил, чтобы попить, причем с каждым разом все медленнее, и наконец просто упал набок и отрубился. При этом лапы, оказавшиеся сверху, не касались земли, а торчали параллельно, как ножки у лежачей табуретки — брюхо мешало. На большом камне лежали когти, девятнадцать штук. Один, на левой задней лапе, оказался отломанным под корень. Рядом располагался череп, без шкуры и прочих ушей выглядевший не так представительно, как на живом медведе, но все равно очень внушительно. Вываривать его мне было не в чем, поэтому я думал опустить в озеро, чтоб рыбки объели. Хотя тут такие водятся, что и утащить могут, пожалуй. Отдельно на ровной каменной площадке выставил в ряд четырнадцать пуль, от неопознанных свинцовых охотничьих самоделок до вполне знакомых медных остроносых. В калибрах я не силен, но предположил, что 7,62. Рядом три наконечника от стрел, кажется бронзовых. Настоящие музейные экспонаты, но пребывание в туше зверя сильно подпортило их товарный вид. В общем, стягивая шкуру и обнаруживая все новые шрамы, которые сильно осложняли и без того непростой процесс, я проникался к медведю каким-то необъяснимым почтением. Столько лет, а таскать в себе такую кучу железа. Сама же бурая шуба, в двух местах пробитая оглоблей при жизни и еще с десятком мелких прорезов, полученных в процессе демонтажа, была пересыпана солью и сложена на ветках лиственницы, рядом с рыбной гирляндой. На ту же веревку подвесил и желчный пузырь, который не иначе как чудом удалось вовремя заметить и достать целым. Если все это не сгниет до возвращения — наверняка умельцы из Белой Горы что-то придумают. Будет у Самвела новый коврик.

Прямо на берегу горел костер, в котором на плоском камне шипели полоски мяса. После всех страшилок на инструктаже лакомиться шашлыком или стейками как-то не хотелось. Суровый дядя говорил, что медвежатину надо сутки вымачивать в проточной воде, а потом варить часов шесть, а лучше восемь. Но я в этом путешествии только и делал, что нарушал правила и находил неприятности, поэтому решил просто получше прожарить. За медитативным переворачиванием мяса и подбрасыванием в огонь веток думал о шамане. Версий было много, и одна другой загадочнее. Вплоть до того, что ветром мне прямо в чай надуло какой-нибудь местной пыльцы или грибных спор. Это хоть как-то объясняло бы полеты в космос. Тем более, что никаких других проявлений старика с лицом в саже в течение дня не было. Правда, не было и уверенности в том, что день прошел всего один. Словом, вопросов опять накопилось с запасом. Поэтому я решил последовать народной мудрости — «Если не знаешь, что делать, надо поесть и выспаться». Посмотрел на спящего волка и решил не будить. Хорошо ему — уже сытый и спит, и ни вопросов, ни сомнений.

Пока мыл руки и нож — насобирал на дне у берега пару горстей круглых камешков. Засыпал в нижний паз, по которому двигалась дверь. И вправду стала значительно проще открываться! А так, без руки и со сломанными ребрами, пожалуй, не попал бы в дом, пришлось бы на пороге спать, или под деревом. Потому что на «балкон» по веревке я бы тоже не залез.

Что там треснуло вчера в очаге — так и не понял. Снаружи он был целый, каждый камень на своем месте, а глина полностью высохла. Ну, то есть где-то внутри она наверняка еще могла оставаться сыроватой, но снаружи — полный порядок. Я запалил еще несколько веточек, больше для света, чем для тепла. Ну и чтобы камни не остывали резко, а глина сохла и дальше. Придирчиво осмотрел свой наряд гусеницы-маньяка: на мне по-прежнему был намотан спальник, перетянутый веревкой, и разделка медвежьей туши на пользу ему не пошла. Видок был тот еще, откровенно говоря. Но снимать пока не стал. Накидал на нары мха посуше, накрыл сверху курткой и осторожно лег. Несмотря на опасения, держалось все: и нары, и мох, и ребра. Ну и замечательно.