Записки нелегала

Мне подсовывают бумагу, где написано, что я затеял драку и бил этого выродка первым. Естественно, я подписывать эту «телегу» на себя отказался. Гебешники стали угрожать мне, что заберут меня в КПЗ и там расколют по другому. Но я хорошо помнил установки опытных ребят. Забирайте, все равно я не бил и ничего больше сказать не могу. В мыслях я уже давно попрощался с институтом.

Но меня не забрали. Гебешники ушли, пообещав вызвать в управление. Я вернулся в холл института. Раздался звонок с пары. Вокруг сбежалась толпа, все с одобрением хлопали меня по плечам — «Сэм так держать!». Арабчонок, куда то из комнаты исчез и его не было две недели. Меня этими двумя неделями измотали допросами и в КГБ и в институте. Я упирался до последнего, и подписал лишь то, где было написано, что зачинщиком был араб по его же пьянке и первым ударил он, я же его пальцем не тронул, а валялся на полу он от испуга, вместе с его ножичком. Майор с сожалением засунул эту бумаженцию в папку, странно на меня поглядел, и выписал пропуск. Я вернулся в институт и снова немедленно был вызван в деканат.

В кабинете сидело только двое — мой декан и декан иностранного факультета. Вытащив из бара бутылку коньяка, мне было сказано, что это первый случай, когда русского студента не выгнали из института, и что они меня «отмазали». После принятия на троих определенной дозы, «иностранный декан», доверительно посетовал мне, что он сам их ненавидит, хотя по должности должен с ними общаться и защищать их интересы. Подразумевались как цветные, так и черные. Расстались друзьями.

Зарядив своих чехов из группы не чешскую стройку, (чехи тянули газопровод) за чешским пивом, я провел в узком кругу, в том же составе, пирушку. Много позже, аж через 25 лет, я узнал, что моя группа писала коллективное письмо для моей защиты в КГБ, тогда, в то время, мои сокурсники мне постеснялись об этом сказать. В общаге, с подачи деканата, появилась чисто русская комната, где проживало только трое русских парней.

У меня возник негласный авторитет. Какой? Салабоны с первых курсов, стали ходить ко мне как к пахану, с просьбами разобраться с тем или иным нигером, если, считалось, что они «задевают честь и достоинство русских аборигенов». Происходило этот так. Вечер. Мы в моей комнате мирно втроем играем в преферанс, потягивая пивко. Робкий стук в дверь. На пороге первокурсник, просит его выслушать. Слушаем. Ему на голову арабы вылили суп, когда он кушал, а они в это время надумали молиться. Это произошло в его комнате, где живет он и двое арабов. Так-так… Знаю, сам был в этой шкуре. Сейчас паря разберемся, такса — 4 бутылки водки. Устраивает? Конечно! Окрыленный пацаненок сбегал за бутылками. Сиди здесь. Сыграй в дурочка с моими соседями по комнате… Я спускаюсь на третий этаж в комнату к кубинцам.

Дверь открывает черный как смоль Хосэ. А..Сэм.

Кричу:- «Вива Фидель, Хосе!». Тот меня обнимая затаскивает в комнату. Вытаскиваю из карманов пару бутылок. Начинаем пить за Кубу, за Хосе, за Фиделя..

Между прочим в разговоре вворачиваю словечко, что моего друга оскорбили арабы из 202 комнаты на втором этаже. Взбешеный Хосе, выскакивает из комнаты, крича мне, чтобы я шел в свою комнату. А он, Хосе, сейчас разберется с моими обидчиками. Я медленно поднимаюсь по лестнице. Крики на втором этаже останавливают меня. Я приспускаюсь. Вдруг внизу разлетается стекло, страшный рев и грохот чего-то. Спускаюсь ниже и вижу как в коридоре второго этажа носится человек двадцать черных и негров — кубинцы «мочаться» с арабами! Вот те на!

Заварил я кашку! Рев, стоны, о головы разбиваются стулья, бутылки, досталось и бедной комендантше, которая сдуру, решила успокоить разгоравшуюся драку… Кто-то мычит в углу, кто-то ползет по коридору, размазывая кровь по полу. На перилах висит тело. Полный хаос, женский визг, русский мат, испанские, арабские, китайские вопли. На улице завыли сирены ментовских машин. В общагу ворвалась свора ментов. Я поспешил убраться к себе в хату. Первокурсник со страхом прислушивался, что твориться внизу — все это батенька в твою честь. Цени! Долго трясет мне руку, и когда там поутихло, возвращается к себе.

Через пару часов появляется, побитый и помятый Хосе, с восторгом, рассказывающий, как он с братками наказал арабскую сволочь (хотя сам чернее них на порядок). Мы успокаиваем его. Он приглашает с нашего позволения пару его друзей кубинцев и мы продолжаем пирушку, за здравие Кубы и всех ее обитателей.

Вскоре я был переведен в другое общежитие, куда селили четверокурсников, и где не было этого идиотского смешения в комнатах. Однако разборки продолжал, только таксу повысил. Работал Хосе.!!!

Кстати, когда между собой «месятся» арабы или нигеры, власти института и менты, их только растаскиваю, журят, и оставляют все как было.