Записки непутевого актера

— Алла, мне жена тоже не советовала брать тебя в эту работу. Но я решил по-своему. Не поступай непорядочно. Ты дала согласие на этот спектакль, значит, должна лететь.

— Ах, оказывается, я непорядочная! Я никуда не лечу.

— Алла! — не выдержал я. — Забудь про этот спектакль навсегда. И поверь, я сделаю все, чтобы актеры и продюсеры в других проектах узнали про этот случай.

Что я сейчас и делаю.

Прекрасно понимаю, что ей тогда предложили корпоратив за большие деньги, и она сломалась.

А что же гастроли? Спектакль был сорван.

Вскоре я ввел на эту роль Веру Сотникову, настоящую актрису, которая влилась в нашу антрепризную семью.

Да, мы одна семья, но случается, что семья не без.

Вот в самом общем виде что такое антреприза. А теперь от общего к частному — к наиболее памятным для меня эпизодам моей антрепризной биографии, к встречам и расставаниям со своими соантрепризниками — продюсерами, актерами, режиссерами. Не удивляйтесь, когда среди повествования о сыгранных спектаклях попадутся вкрапления о чей-то личной жизни. Это тоже важно. Не сценой единой жива театральная антрепризная семья.

Еще в середине девяностых, когда я работал в театре «У Никитских ворот» Марка Розовского, меня пригласили принять участие в новой антрепризной постановке чеховского «Вишневого сада». Молодой, тогда еще никому не известный режиссер Леня Трушкин предложил мне роль Симеонова — Пищика. Партнеры были потрясающие: Таня Васильева, Коля Волков, Евгений Евстигнеев. Ну уж куда круче? Я загорелся, но как дисциплинированный театральный человек пошел к Марку Григорьевичу отпрашиваться. Он ответил недвусмысленно: «Володя, я никогда в жизни ни с кем не делюсь своими любимыми женщинами и актерами». Точка.

Мне пришлось отказаться от участия в заманчивом проекте, о чем, честно говоря, до сих пор жалею. Спектакль получился просто замечательным и стал московским театральным событием. Увы, этот кусочек актерского счастья я пронес мимо рта.

Но вот спустя несколько лет, в 2001 году все тот же, но уже другой, набравшийся режиссерского опыта, добившийся известности и уважения в театральных кругах, Леонид Трушкин вновь искушает меня — приглашает на роль Соломона в спектакле по пьесе Григория Горина «Шалопаи, или Кин IV». Роль очень колоритная, по своему рисунку в чем-то схожая с тем, что мне доводилось играть прежде, например в «Цене» Артура Миллера, причем в присутствии знаменитого автора этой пьесы. Я просто счастлив и, не задумываясь, принимаю предложение.

Чудная пьеса. А какие партнеры! Виталий Соломин, Валерий Золотухин, Верочка Глаголева, Лев Дуров, Александр Константинович Граве — компания просто роскошная. И роль Соломона уж точно моя: старый, мудрый, трогательный еврей, слуга и друг великого актера Кина.

Начинаем репетировать. Две главные мужские роли — король (Соломин) и Кин (Золотухин). Остальные пять мужских ролей достаточно большие, хотя и второстепенные, эпизодические. Но как ярко вылепил их Григорий Горин, какие они живые, разные по характеру!

На первую репетицию, читку пьесы, не пришел один из актеров — исполнитель роли датского посла, и я читал за себя (Соломона) и «за того парня». Чтобы не было скучно, я не стал просто бубнить, а выбрал для посла яркую гротесковую характеристику — а-ля Боря Моисеев. Все смеялись.

Дальше события развивались так, словно кто — то их заранее спланировал. Только не я, честное слово, не я.

На следующую репетицию не пришел Лев Дуров, захворал. Я «подчитал» за него роль министра, взяв этакую демоническую тональность. Опять всем понравилось. И когда на очередной репетиции обнаружилась очередная актерская недостача, я прочитал роль врача, сделав его сухим скандинавом с заметным прибалтийским акцентом.

После репетиции Валера Золотухин сказал:

— Слушайте, а зачем нам нужны лишние исполнители? Здесь пять эпизодических персонажей, пусть Долинский всех их один и сыграет.

Трушкин почесал затылок: ему, мол, нужно переспать с этой мыслью. Переспав с ней, он на следующий день заявил, что эти пять персонажей на сцене друг с другом не встречаются, а в некоторых сценах лишь, что называется, сталкиваются в дверях — один уходит, другой заходит, — так что идея вовсе не дикая, к тому же позволит серьезно сэкономить, что для антрепризы дело не последнее. Сказано — сделано. Отыграв сцену слуги, я вылетал за кулисы, за несколько секунд буквально на ходу переоблачался в костюм лорда и степенно выходил на сцену. Таким же образом я переодевался в датского посланника, врача и еще в кого-то. Трудность заключалась даже не в необходимой скорости переодевания — тут мне помогали. Но за те же секунды надо было перепрыгнуть не только из костюма в костюм, но и из характера в характер, то есть перевоплотиться, полностью изменить манеру двигаться и произносить текст, иначе лорд мог заговорить у меня с выраженным еврейским акцентом. Но вроде бы получалось, нравилось и режиссеру, и моим партнерам.