Записки несостоявшегося гения

оставалось, как тут же во всем признаться.

— «Я так и думал, что это была форма нашего начальника штаба, — медленно произнес

подполковник, — бросает ее, мудак, повсюду, чтобы домой не таскаться… Так ты

говоришь, он кричал: — «Я вас прикрою! Спасайте майора!»? — восхищенно переспросил

мой боевой командир.

— «Вот тебе и плакса! С таким можно воевать — уважаю!» — вынес он окончательный

вердикт и послал дежурного офицера забрать Димку из гауптвахты.

С полгода спустя в нашей части произошло еще одно знаковое для нас с Димкой

Мечиком событие. Стрелялся Александр Дьяченко, первогодок из Ставрополя, нелюдимый, внешне высокомерный парень из профессорской семьи. Чистил в ружейной

комнате свой автомат, да вдруг приставил его к груди, навалился и нажал на спуск. Вся

54

казарма сбежалась на выстрел, один Димка не растерялся: стал мгновенно вызванивать

медиков. Дьяченко в тяжелом состоянии забрали в госпиталь, а на следующий день оттуда

сообщили, что самострел наш оказался невероятно удачлив: пуля прошла в нескольких

миллиметрах от сердца, каким-то чудом не повредив жизненно важные органы.

Порядок в армии в те времена был таков: если солдат стрелялся в не очень важное

для лишения себя жизни место, в конечности или еще куда-нибудь, это расценивалось, как

попытка к дезертирству, и после излечения такому бойцу светил срок. Выстрел же в грудь

или живот считался прямой попыткой суицида, и таких ребят, если они выживали, как

психически неполноценных, немедленно комиссовали из армии.

В случае Дьяченко, стрелявшегося в область сердца и только чудом не погибшего, все было настолько ясно, что уже через месяц он оказался с белым билетом в родном

Ставрополе.

Но это я забежал вперед. А тогда, на следующий день после попытки Дьяченко

свести счеты с жизнью, я рассказал Димке о звонке из госпиталя и поделился

соображениями по поводу того, что иногда действительно случаются чудеса. Ведь после

такого выстрела, по словам медиков, выживает, в лучшем случае, только один из ста

тысяч, и таким везунчиком как раз оказался этот профессорский сынок-придурок. И мы

теперь с Димкой останемся пахать в армии, а он вернется домой клеить папочкиных

студенток. На что Мечик, как-то странно на меня посмотрев, сказал:

— «А я в чудеса не сильно верю. Не думал тебе об этом говорить, но принесу сейчас

одну вещь, которую я вчера нашел в тумбочке Саши Дьяченко, и ты собственными

глазами убедишься, что никакой он не придурок. Везение у него действительно было, но

чудом там и не пахло. К нему он неплохо подготовился».

Мой друг отправился в казарму и через пару минут положил передо мной старую

тонкую книжонку в жестком потрескавшемся переплете.

«Что это?» — удивился я.

«Смотри сам, открой, где закладка!»— сказал Дима.

… В руках я держал анатомический атлас. Открыл в месте закладки, и у меня перехватило

дух: крупный цветной рисунок торса человека в разрезе четким штрих-пунктиром

пересекала острая, вдавленная в мелованную бумагу, карандашная линия…

Она проходила, не касаясь ни сердца, ни кровеносных артерий, ни развернутых

легких. И даже из спины выходила, заботливо минуя узел лопаточной кости.

— «Это же надо: так точно все рассчитать! — вмиг пересохшим голосом сказал я. — Как же

он все-таки рисковал. Ведь если б дрогнула рука или не точным оказался угол…»

— «Вот поэтому я никому, кроме тебя, не показал этот атлас. Парень крупно рисковал, и не

нам его судить. Я бы лично на такое не пошел, — жестко заключил мой товарищ, –

гражданка того не стоит».

Мы с Димой часто беседовали, делились своими планами и мечтами. Он бредил

мощными мотоциклами, его влекли девчонки и скорость. В части Мечика уважали и даже, несмотря на его хилое сложение, немного побаивались, считая психованным. Мне

помнится один момент — сейчас неудобно в этом признаваться — как мы с ним, когда

отношения СССР и США серьезно обострились из-за войны во Вьетнаме, написали

заявления с просьбой отправить нас к месту ведения боевых действий для оказания

интернациональной помощи нашим восточноазиатским братьям.

Боже, какими тогда мы были дураками!

«Есть ли у тебя какой-нибудь жизненный девиз?» — поинтересовался как-то Димка.

Я мучительно напрягся и с гордостью выпалил недавно вычитанное: «Быть, а не

казаться!»

«И у меня есть, — сказал Димка. — Как тебе: «В хилом теле — здоровый дух!»

Мне и теперь кажется, что лучше о моем армейском друге сказать было просто

невозможно. В его хилом теле действительно был в высшей степени здоровый, на зависть

55

многим — свободолюбивый и сильный дух. Интересно, как дальше сложилась его судьба, жив ли он, вспоминает ли армию? Прости меня, Димка, что мы потерялись…

***

Возвращаясь к теме разных хитростей с целью преждевременного завершения

армейской службы, не могу не рассказать еще одну, довольно остроумную историю

комиссовки из армии старшего писаря склада ГСМ рядового Пети Сихно — или Сахно –

уже не помню точно. Остролицый одессит с цепкими, буквально впивающимися в тебя