Читаем Записки нетрезвого человека полностью

В «Литературной газете» (1958. 1 нояб. (№ 131)) появилась целая полоса «Гнев и возмущение. Советские люди осуждают действия Пастернака» с заметкой некоего Филиппа Васильцева, «машиниста экскаватора из Сталинграда», «Лягушка в болоте»: «Газеты пишут про какого-то Пастернака. Будто бы есть такой писатель. Ничего я о нем до сих пор не знал, никогда его книг не читал. <…> Допустим, лягушка недовольна и еще квакает. А мне, строителю, слушать ее некогда. Мы делом заняты. Нет, я не читал Пастернака. Но знаю: в литературе без лягушек лучше».

В 1989 году Нобелевский диплом и медаль Бориса Пастернака были переданы его сыну, Евгению Борисовичу Пастернаку (1923–2012).

Другой поэт, женщина, прибившаяся к родине. Уничтожила себя сама. <…> Цветаева.

Вариант «Огонька»-90 (с. 18): «Уничтожила себя сама. Ничего не имела против Родины своей. А пятно этой гибели осталось на Родине…»

Цветаева Марина Ивановна (1892–1941) — поэт.

И война первых месяцев — с марсианами, в расчете на то, что гусеницы их танков поскользнутся на нашей крови.

Из воспоминаний Н. Н. Никулина: «…зрелище Погостья зимой 1942 года было единственным в своем роде! <…> Трупами был забит не только переезд, они валялись повсюду. <…>

Штабеля трупов у железной дороги выглядели как заснеженные холмы, и были видны лишь тела, лежащие сверху. Позже, весной, когда снег стаял, открылось все, что было внизу. У самой земли лежали убитые в летнем обмундировании — в гимнастерках и ботинках. Это были жертвы осенних боев 1941 года. На них рядами громоздились морские пехотинцы в бушлатах и широких черных брюках („клешах“). Выше — сибиряки в полушубках и валенках, шедшие в атаку в январе-феврале сорок второго. Еще выше — политбойцы в ватниках и тряпичных шапках (такие шапки давали в блокадном Ленинграде). На них — тела в шинелях, маскхалатах с касками на головах и без них… Страшная диаграмма наших „успехов“!» (Никулин. С. 61–62).

Из воспоминаний Ю. М. Лотмана: «К нам зашел покурить командир одной из пушченок (противотанковых пушек — „сорокопяток“) лихой красавец-грузин… <…> Сообщив, сколько выстрелов он делает в минуту, он добавил: „Семь танков сожгу, прежде, чем меня раздавят!“ (формула эта звучала не ернически, а естественно — мы все так просчитывали). В ту же ночь я его снова встретил. Он был грязен, в разорванной гимнастерке пушки рядом не было. „Понимаешь, Юрка (мы уже были на ты и по именам), — не сказал, а буквально прорыдал он, — не берут. Я восемь раз попал в танк, а ему — сменим лексику — хоть бы хны“. Орудие его было раздавлено» (Лотман. С. 14–15).

<p>С. 79</p>

Какая-то полевая кухня вылила прямо на поле гороховый суп с молоденькой картошкой. Мы тянули его прямо с травы пока не доставал автоматный огонь.

В «Огоньке»-90 (с. 10):

«На бегу слизывали с травы вылитый полевой кухней гороховый суп с запахом крови. Долго было не забыть этот запах».

Из воспоминаний Н. Н. Никулина:

«В другой раз мы маршировали по дороге, и вдруг впереди перевернуло снарядом кухню. Гречневая кашица вылилась на снег. Моментально, не сговариваясь, все достали ложки, и начался пир! Но движение на дороге не остановишь! <…> Через кашу проехал воз с сеном, грузовик, а мы все ели и ели, пока оставалось что есть…» (Никулин. С. 30).

ЧОН — части особого назначения, предназначенные для того, чтобы бить с тыла пулеметным огнем по отступающим.

«Перед нами фрицы, каждый с автоматом…» Стихотворение — Ст-19. С. 231.

Из воспоминаний Н. Н. Никулина: «Войска шли в атаку, движимые ужасом. Ужасна была встреча с немцами, с их пулеметами и танками, огненной мясорубкой бомбежки и артиллерийского обстрела. Не меньший ужас вызывала неумолимая угроза расстрела. Чтобы держать в повиновении аморфную массу плохо обученных солдат, расстрелы проводились перед боем. Хватали каких-нибудь хилых, доходяг или тех, кто что-нибудь сболтнул, или случайных дезертиров, которых всегда было предостаточно. Выстраивали дивизию буквой „П“ и без разговоров приканчивали несчастных. Эта профилактическая политработа имела следствием страх перед НКВД и комиссарами — больший, чем перед немцами. А в наступлении, если повернешь назад, получишь пулю от заградотряда» (Никулин. С. 49–50).

<p>С. 80</p>

Как хорошо начались эти новые годы!.. Опомнился Рабочий Класс. Забастовки шахтеров. Проснулось Молодое поколение. А не сметут ли они все? И в какую сторону? Неизвестно.

В «Огоньке»-90 (с. 19):

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное