Записки нетрезвого человека

«„Театр!.. Любители вы театр, как я люблю его, то есть всеми силами души вашей, со всем энтузиазмом, со всем исступлением, к которому только способна пылкая молодость, жадная и страстная до впечатлений изящного? Или, лучше сказать, можете ли вы не любить театр больше всего на свете кроме блага и истины? Не есть ли он властелин ваших чувств, готовый во всякое время и при любых обстоятельствах волновать их как вздымает ураган песчаные метели в безбрежных степях Аравии?..“ Это статья Белинского» («Моя старшая сестра»).

Однако в этом наступившем состоянии отчаянности и безразличия к собственной судьбе я вдруг решился и подал заявление на театроведческий факультет.

В ГИТИС Володин поступил в 1939 году. На театроведческом факультете ГИТИСа предвоенных лет преподавал весь цвет тогдашней гуманитарной науки: А. К. Дживелегов, Г. Н. Бояджиев, Н. Н. Асеев, А. М. Эфрос, Н. М. Тарабукин, К. Г. Локс, Б. В. Алперс, М. М. Морозов, М. Григорьев, Л. Я. Гуревич, С. С. Мокульский, Ю. Соболев; наездами бывал Г. А. Гуковский, режиссуру вел Вас. Сахновский.

Среди студентов-театроведов предвоенно-военного набора следует назвать Т. Бачелис, М. Строеву.

На собеседовании меня спросили, кто мой любимый режиссер, я сказал — Вахтангов, хотя знал его только по опубликованным воспоминаниям. Образ его был ошеломителен, теснил сердце.

«Вахтангов незадолго перед смертью сидел на репетиции „Принцессы Турандот“ и, согнувшись от боли, кричал актерам: „Это — смешней! Это — смешней!“»

См. также «Дерзкое величие жизни» (У-Фактория-99. С. 501).

Но через два месяца пришла повестка в армию, в тот год призывали с первых курсов.

1 сентября 1939 года Верховным Советом СССР был принят Закон «О всеобщей воинской обязанности»: «На действительную военную службу призывались граждане, которым в год призыва исполнялось девятнадцать лет, а окончившим среднюю школу и ей соответствующие учебные заведения — восемнадцать лет…», срок воен ной службы для рядового состава сухопутных войск был два года.

В набросках, хранящихся в ОРК ГТБ, Володин писал:

«В предвоенные годы из армии перестали отпускать солдат. Когда удавалось получить увольнительную в Полоцк, вокруг которого располагался гигантский гарнизон, каждый из нас спрашивал рядовых или младших командиров из других частей:

— Сколько ты служишь?

— Два с половиной. А ты?

— Три. А ты?

— Я уже пятый.

После положенных по закону двух лет службы солдат определяли в школы младшего комсостава. Определяли всех.

— У вас кого-нибудь демобилизовали?

— Никого. А у вас?

Служба в армии стала бессрочной, как при Николае Первом <…> Нечто вроде лагеря со сроком заключения необусловленным, неведомым никому» (ОРК ГТБ. Ф. 18. Л. 41. «Неожиданная война»).

С. 32

…меня разбудила тетка: просили к телефону.

Тетка — Лия (Лиза) Лазаревна Гинзбург.

С. 33

«Ты появишься у двери / В чем-то белом, без причуд…» — Б. Пастернак «Никого не будет в доме…».

— Как же мы друг друга узнаем?

— Ну, я — такое маленькое, серенькое…

Мы встретились. Она и правда оказалась маленькая и в общем серенькая. <…>

…она не была слишком хороша собой. Но зато она все понимала и смеялась, когда было нужно.

В журнальном варианте, как мы помним, все было не серенькое, а коричневое.

Она — будущая жена Володина — Фрида Шилимовна Феферман (1918–2003).

С. 34

Так мы походили по улицам еще один вечер, и еще один. А на третий она все время кашляла, была нездорова.

— Видишь, какая у тебя будет болезненная же… — проговорила она и запнулась.

Я не разобрал и переспросил. <…>

— Я сказала: «Вот видишь, какая у тебя будет болезненная жена».

В «Пяти вечерах», в рассказе «Пятнадцать лет жизни», в ЗНЧ (с. 62–63) и многочисленных интервью эта реплика перекочевала в сцену проводов на фронт:

«Сидим на машинах, женщины кругом ревут, а она смотрит снизу вверх и говорит: „Видишь, какая у тебя будет бесчувственная…“ — и запнулась. Спрашиваю: „Что?“… „Что ты сказала, не понял!“ — „Я сказала: видишь, какая у тебя будет бесчувственная жена“…» («Пять вечеров»).