Записки невролога. Прощай, Петенька!

– Мячик погонять – это я еще понимаю, – бормотал Ежов, начищая шваброй линолеум, по которому Фельдман, осваиваясь в роли ведущего, осторожно толкал увесистый снаряд.

В правила игры пришлось внести новые изменения. Никто из участников не был в состоянии придать каменюге достаточное ускорение, чтобы она уплыла далеко. К тому же проклятый булыжник ни в какую не хотел скользить по линолеуму. Поэтому Чебуров принял решение: ведущий бежит по дорожке и подталкивает снаряд, а то и вообще не выпускает из рук, не утруждаясь камнеметанием; так даже лучше в смысле подвижности и общего спортивного оздоровления. Физкультурность от этого только выигрывала, тем более, что этим грешил и сам Губернатор.

«Может быть, даже привьется новый спорт – русский керлинг, – мечтал Чебуров. – А что?»

Гуссейнов сосредоточенно растирал дорожку хирургическими махами.

Георгий Жорыч маялся в центре круга-дома и оттуда покрикивал на всех троих, призывая к энтузиазму и резвости. Фельдман поминутно хватался за сердце и показывал, что ему не хватает воздуха и колет в боку. Он двигался еле-еле; опытный терапевт Ежов пристально следил за ним, пытаясь уличить в симуляции, но зам по АХЧ был весьма натурален. Камень и вправду был слишком тяжел для мужчины его лет и комплекции.

Тем печальнее было видеть, насколько успешна команда соперников.

Юные лбы, казалось, нисколько не потеряли от своих застарелых переломов. Они шли уверенно, успешно выбивали врачебные биты, а юноша с огнестрелом выглядел в роли скипа куда увереннее, чем Чебуров.

Георгий Жорыч устроил Фельдману разнос.

– Вы! – орал он, и зык его летел с крыши в согласии с розой ветров. – Вы!.. Почему саботируете? Илья Васильевич! Осмотрите его! Снимите кардиограмму… Что вы ваньку валяете, Генрих Исхакович?

Фельдман держался за живот и хватал ртом воздух.

– Пойдемте, Генрих Исхакович, – Ежов тянул его за рукав.

Осмотр ни к чему доброму не привел: кардиограмма была приличная, но жалобы перевесили, и Фельдман лег под капельницу. Георгий Жорыч плюнул и полез на чердак.

– А вы продолжайте! – крикнул он через плечо пациентам.

За сохранностью последних следила бригада сестер, выстроившихся по обе стороны дорожки; за неимением брезентов приходилось довольствоваться такой страховкой. Антоныч наотрез отказался обеспечивать безопасность на тренировках и обещал прислать людей лишь на само мероприятие. Его не убедили даже пять литров, даже шесть.

…Когда Фельдман вышел, Чебуров, карауливший его при дверях, немедленно поволок его обратно.

– Подлечились – и славно, – пыхтел он, толкая зама вверх по лестнице.

Правая рука Фельдмана уже привычно тянулась к левой груди, почти женской.

– Я настаиваю на замене, – заявил он из последних сил. – Не берите грех на душу, Георгий Жорыч.

– Кем? – возопил тот. – Кем я вас заменю?…

Затравленный зам озирался. Зрители отворачивались и прятали глаза, кто-то вспомнил о срочных делах и поспешил вниз.

Взгляд Фельдмана остановился на старом Кошкине.

12

Начмед-старичок так и не разобрался в происходящем.

Он видел, что нечто грядет, но не мог охватить явление во всех его аспектах. Он забрался на крышу, потому что должность обязывала его быть в курсе. На крыше Кошкин серьезно смотрел на игру и невпопад аплодировал.

Георгий Жорыч поманил его пальцем; Кошкин пригнул голову, потоптался и засеменил.

Фельдман даже задохнулся от величия своей идеи, которую только сейчас оценил в полной мере.

– Смотрите, Георгий Жорыч, – затараторил он возбужденно. – Смотрите на него. Как он идет! Его же не остановишь. Вам просто не найти лучшего ведущего.

Главврач созерцал паркинсонизм в действии, черты лица Чебурова постепенно разглаживались. Наконец, он просиял:

– Да! Вы совершенно правы, Генрих Исхакович! Это какой-то локомотив, а не человек.

Движимый недугом, Кошкин едва не промахнулся мимо Георгия Жорыча, так что пришлось придержать его за опущенное плечо.

Чебуров приобнял его и шепнул в седое волосатое ухо:

– Переодевайтесь.

– А? – изумился Кошкин.

– Переодевайтесь, вам сказано. В кои веки раз займетесь делом. Генрих Исхакович, вы раздевайтесь. И дайте ему свое барахло.

Кошкина завели за маленькую будку, переодели. Костюм упитанного Фельдмана был ему великоват, но Чебуров остался доволен увиденным. Кошкину объяснили, что ему не придется делать ничего особенного – только быстренько двигаться и гнать перед собой каменную глыбу.

И Кошкин задвигался.

Со стартом вышла заминка, так что Фельдман легонько его толкнул, но затем Паркинсон засучил рукава. Старик снова засеменил, на сей раз во благо коллектива. И пошел виртуозно.

– Рулежный старик! – орали рогатые хулиганы.