Никакой, даже очень одаренный писатель, желая создать образ советского чиновника, лизоблюда и демагога, не сочинил бы такой текст. Тут всё есть: и плевок в сторону автора («Клеветническое утверждение…»), и осторожное неупоминание состава его клеветы (а вдруг Кондрашова потом обвинят, что он ее повторил? Поэтому он пишет туманно: «…о характере развития нашей литературы в советский период»), и предательство собственного сотрудника, своего же главного редактора («… не могу оправдать поступок…»), и намек на то, что сам он в этом деле «юридически» не при чем («…редакция „Библиотеки поэта“ не подведомственна мне в смысле прохождения…»), и благородное самобичевание («…но я… как коммунист, не имею права оправдывать себя…»), и присяга на библии («…любыми средствами бороться за чистоту нашей идеологии») и, наконец, обещание расправиться со своими подчиненными («строгие административные меры… к людям, непосредственно пропустившим антисоветский выпад Эткинда…»). Тут самое интересное слово — «непосредственно». Вот с кем надо расправляться, с непосредственными виновниками — не со мной. Я от этого всего далек, я не при чем, мне «Библиотека поэта» «не подведомственна в смысле…», но я коммунист, и я сам, да, я сам хочу сознавать свою ответственность…
Во все европейские языки из нынешнего русского проникло не только слово «спутник», но и другое — «аппаратчик». На Западе это слово часто произносят, не понимая его до конца. Вот он, аппаратчик; имя ему — Кондрашов. Это фигура комическая, но и страшная. Угрозу свою он выполнил — уволил «непосредственных виновников». Уволил четырех лучших своих сотрудников: редактора Ксению Бухмейер, заведующую редакцией «Библиотеки поэта» Ирину Исакович, главного редактора Михаила Смирнова и, немного позднее, был снят с работы Владимир Орлов, председатель редколлегии «Библиотеки поэта». За что? Кондрашов это сформулировал в приведенном документе: всё это люди, «непосредственно допустившие антисоветский выпад Эткинда».