Записки о Бухарском ханстве

Доктор Мартин Хонигбергер, приехавший в Бухару из Кабула на несколько недель позже меня, равным образом был для кушбеги предметом подозрений и опасений. Он считал его английским агентом и шпионом. Кушбеги полагал, что доктор намерен вернуться в Индию, хотя тот объявил, что хочет дальше ехать в Россию и что он уедет вместе со мною. Часто с усмешкой кушбеги повторял доктору, чтобы тот был готов, ибо караван в Кабул вот-вот отправится. У доктора некоторое время были также планы поехать посмотреть Самарканд и его окрестности. И об этом знал кушбеги. Но в дальнейшем доктор отказался от своих планов из-за опасностей, какие могли возникнуть во время этого путешествия. Он решил отправить туда своего слугу, афганца Сеида Махди и просил у кушбеги пропуск для него. Это было 31 марта. Такая просьба, разумеется, пробудила в кушбеги новые подозрения, и он решил проверить нас с доктором одновременно. Назавтра рано утром он вызвал к себе доктора и сказал ему, что якобы я уезжаю через три дня с караваном в 40 повозок и в сопровождении 100 всадников. Кушбеги спрашивал, хочет ли доктор воспользоваться этой возможностью и ехать в Россию. Доктор выразил сомнения насчет безопасности каравана, отправляющегося со столь небольшим сопровождением. «Если вы предпочтете еще остаться здесь, — сказал кушбеги, — то тогда вы сможете отправиться через полтора месяца с большим караваном. А за это время вы могли бы совершить путешествие в Самарканд». Доктор, введенный в заблуждение предложением кушбеги, признался ему, что предпочитает подождать отправления более многочисленного каравана и посетить пока Самарканд. «Сделайте одолжение, — сказал тогда кушбеги, — пойдите к эльчи-беку (так начал величать меня кушбеги с тех пор, как стал оказывать мне особенное внимание) и от моего имени спросите у него, хочет ли он уехать через два дня». Доктор немедленно пришел ко мне и рассказал обо всем, что узнал, и о своем решении посетить Самарканд. Я тотчас же отправился к кушбеги. Я поблагодарил его за данную мне надежду на скорый отъезд. «Я получил от эмира-хазрета, — сказал он, — распоряжения насчет вашего отъезда. Надеюсь, что вы сможете тронуться в путь в самое ближайшее время вместе с небольшим караваном. Мы передадим вам письмо для его превосходительства военного губернатора Оренбурга, куда вы, даст бог (иншалла) прибудете целым и невредимым». «Иншалла», — ответил я. «Феринг не поедет с вами, — прибавил кушбеги, — он предпочитает дожидаться отправления другого каравана и просил у меня разрешения поехать в Самарканд, я его ему дал. Эти феринги любопытны! Всё они хотят увидеть. А у нас путешественники пользуются полной свободой…» Но несмотря на все его уверения и обещания, мы выехали из Бухары лишь через два месяца, и ни доктор, ни его слуга так и не смогли посетить Самарканд. «Я сейчас хорошо понял, — сказал мне доктор через некоторое время после беседы с кушбеги, — что кушбеги хотел ввести меня в заблуждение и проверить. Теперь он вновь относится ко мне как к англичанину и чужестранцу, и когда недавно я. вновь сказал ему, что хочу ехать в Россию, он ответил с ехидством: «Да, от Самарканда до Бадахшана всего несколько дней пути, а оттуда очень просто добраться до Кашмира и в Индию». Далее доктор сказал:

«Отныне я не буду больше и заговаривать о путешествии в Самарканд. Я обязательно уеду вместе с вами, ибо если останусь дольше вас, то их подозрения на мой счет, без сомнения, усилятся еще более, и я не буду в безопасности, в особенности если они узнают, что у меня есть деньги, которые скрываю до сих пор». Я не мог не заметить еще такого удивительного совпадения — кушбеги соврал нам именно 1 апреля…