Читаем Записки о французской революции 1848 года полностью

По мере упадка Мараста и нападков на его партию, к которой причисляли Мари, Гарнье-Пажеса и самого Ламартина, журналов «La reforme» и «La commune», «Le repr'esentant», тем более вырастали во мнении энергичных социалистов республиканцы – Ледрю-Роллен и Луи Блан, сильно преследуемые с другой стороны журналами «Le peuple», «Des d'ebats», [«Le National»] и особенно «l'Assembl'ee National». Что касается до Ледрю-Роллена, то никто из приверженцев не обращал внимания на путаницу, которую он произвел в департаментах необдуманной посылкой своих комиссаров. Почти не было города во всей Франции, который бы не возмутился ребячески-диктаторскими мерами, не раздвоился на две партии, и иногда после шума и сильной схватки, часто кровавой, как в Туре и Безансоне, Валенсе, Амьене и пр. – не выгонял одного, удерживал другого, выпроваживал всех, ибо в некоторых городах было даже по три комиссара, так что народонаселение иногда не знало, в котором из них сосредотачивается Правительство. Много было и комического во всем этом, но серьезная сторона дела состояла в том, что буржуазия 1848 г. решилась не допускать террора, диктатуры и легкомысленного произвола, вспомоществующая в этом народонаселением деревень и войском. Об анархии в Лионе{123}, об уничтожении фабрик, грабеже лесов, атаке некоторых замков во многих департаментах здесь не упоминаем, потому что это нисколько не связано с политическим движением Франции, а есть та пена, которая всегда поднимается наверх при возбужденном состоянии масс и страстей. Приверженцы Ледрю выпускали совершенно из вида административные его способности и смотрели на него как на человека-идею, противостоявшего с величавою энергией слабости умиротворительных мер других членов Правительства, которых величали реактивными. Казалось, для Ледрю-Роллена сделалась необходимостью журнальная экспансивность, род деятельности, обычной ему издавна и более ему удачной, чем другой какой. Он основал нечто вроде уличного журнала, прикрепляемого ко всем стенам и на всех переулках и имевшего титло «Bulletin de la R'epublique». Главные его статьи premier-Paris писаны были, как после открылось, Mme George Sand{124}. Они отличались какой-то страстной экзитацией народа, выходившей из самого Правительства, необычайным жаром, страстным указанием бедному и недовольным на собственные его раны, на законность его гнева и [всех требований] мер, какие он предпримет для себя на будущее время. Мастерство изложения и поэтический оборот еще придавали силы энергической мысли. Странное дело, что собственный журнал г-жи Занд «La cause de peuple»{125}, под которым она подписывает свое имя, напротив, не имеет всех этих качеств и колеблется между увлечением яростного трибуна и раздумьем гражданина, отступающего от собственных своих положений. Великое дело ответственность нравственная за статью! Как бы то ни было, но бюллетени Ледрю-Роллена возбуждали всякий раз крик ужаса в мещанской части народонаселения, вопли радости в клубах и ультра-радикалах. Я помню два превосходных в литературном отношении бюллетеня: один, призывающий работника рассказать всему миру свои неслыханные страдания, другой – обращающийся к женщинам бедных классов народа и советующий им не удерживать своего стона, своих проклятий и рассказать о позоре, тяготеющем над ними, – в науку обществу и будущим представителям народа. Наконец, бюллетень George Sand от 16 апреля{126} довершил волнение, после которого, по обыкновению, бюллетени сделались вдруг почти совершенно ничтожными, что вообще характеризует природу Ледрю-Роллена, состоящую из [желания добра, дерзости и слабости] желания добра посредством дерзости, и слабости, если попытка не удалась с первого раза. Этот знаменитый бюллетень говорил о предстоящих выборах в Национальное собрание и о праве одного Парижа уничтожить Собрание, если республиканская и революционная мысль окажется в нем тускла и слаба. Для сохранения тона и манеры, выписываю несколько строк его: «Il n'y aurait alors (если выборы обманут ожидания Парижа) qu'une voie de salut pour le peuple qui avait fait les barricades, ce serait de manifester une seconde fois sa volont'e et d'ajourner les d'ecisions d'une fausse repr'esentation nationale. Ce rem`ede extr^eme, d'eplorable, la France voudrait-elle forcer Paris `a y recourir? A Dieu ne plaise! Non! La France a confi'e `a Paris une grande mission, le peuple francais ne voudra pas rendre cette mission incompatible avec l'ordre et le calme n'ecessaire aux d'elib'erations du corps constituant. Paris se regarde, avec raison, comme le mandataire de toute la population du territorial national; Paris est le poste avanc'e de l'arm'ee qui combat pour l'id'ee r'epublicaine; Paris est le rendez-vous, `a certaines heures, de toutes les volont'es g'en'ereuses, de toutes les forces morales de la France; Paris ne s'eparera pas sa cause de la cause du peuple qui souffre, attend, et r'eclame d'une ext'emit'e `a l'autre du pays.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1941. Победный парад Гитлера
1941. Победный парад Гитлера

В августе 1941 года Гитлер вместе с Муссолини прилетел на Восточный фронт, чтобы лично принять победный парад Вермахта и его итальянских союзников – настолько высоко фюрер оценивал их успех на Украине, в районе Умани.У нас эта трагедия фактически предана забвению. Об этом разгроме молчали его главные виновники – Жуков, Буденный, Василевский, Баграмян. Это побоище стало прологом Киевской катастрофы. Сокрушительное поражение Красной Армии под Уманью (июль-август 1941 г.) и гибель в Уманском «котле» трех наших армий (более 30 дивизий) не имеют оправданий – в отличие от катастрофы Западного фронта, этот разгром невозможно объяснить ни внезапностью вражеского удара, ни превосходством противника в силах. После войны всю вину за Уманскую трагедию попытались переложить на командующего 12-й армией генерала Понеделина, который был осужден и расстрелян (в 1950 году, через пять лет после возвращения из плена!) по обвинению в паникерстве, трусости и нарушении присяги.Новая книга ведущего военного историка впервые анализирует Уманскую катастрофу на современном уровне, с привлечением архивных источников – как советских, так и немецких, – не замалчивая ни страшные подробности трагедии, ни имена ее главных виновников. Это – долг памяти всех бойцов и командиров Красной Армии, павших смертью храбрых в Уманском «котле», но задержавших врага на несколько недель. Именно этих недель немцам потом не хватило под Москвой.

Валентин Александрович Рунов

Военная документалистика и аналитика / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
60-е
60-е

Эта книга посвящена эпохе 60-х, которая, по мнению авторов, Петра Вайля и Александра Гениса, началась в 1961 году XXII съездом Коммунистической партии, принявшим программу построения коммунизма, а закончилась в 68-м оккупацией Чехословакии, воспринятой в СССР как окончательный крах всех надежд. Такие хронологические рамки позволяют выделить особый период в советской истории, период эклектичный, противоречивый, парадоксальный, но объединенный многими общими тенденциями. В эти годы советская цивилизация развилась в наиболее характерную для себя модель, а специфика советского человека выразилась самым полным, самым ярким образом. В эти же переломные годы произошли и коренные изменения в идеологии советского общества. Книга «60-е. Мир советского человека» вошла в список «лучших книг нон-фикшн всех времен», составленный экспертами журнала «Афиша».

Александр Александрович Генис , Петр Вайль , Пётр Львович Вайль

Культурология / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное