Читаем Записки о французской революции 1848 года полностью

Но как бы то ни было, шум, произведенный новой доктриной, был так велик, что непременно требовал опровержения, ответа на [возраж] подавляющие возражения. Они и явились в [заседании] общем заседании комиссии 3 апреля, где Л. Блан, только что оправившийся от болезни, произнес длинную и, надо сказать, красноречивую [речь] и мастерски составленную речь.

К удивлению всего Парижа, юный преобразователь вдруг отказался от теории равной платы, назвав ее хотя и хорошей мерой, но мерой проходящей и нисколько не составляющей цели общественного развития. Цель всего общественного стремления должна быть по новой теории следующая: труд – по мере сил и способностей, вознаграждение – по мере нужды каждого: «que chacun produise selon son aptitude et ses forces, que chacun consomme selon ses besoin-ce qui revient à dire que l'égalité juste-c'est la proportionnalité.» (Bon!)[105].

Разумеется, нет возможности разбирать всей речи, которой еще болезненное состояние оратора придавало новую прелесть. В середине один работник встал и произнес тронутым голосом: Reposez-vous, ménagez vos forces, nous avons besoin de vous[106].

Луи Блан [горько жаловался] начал с жалобы на нападки и злостность их [врагов], причем прибавил, что они нисколько не поколебят его в трудах, за которыми он умрет, прежде чем уступит тем из убеждения. За ними последовала жаркая и, действительно, великолепная филиппика против конкуренции, которая, выкидывая всеобщую бедность, покоится на безнравственности, слепоте случая и в которой – благодетель человечества – гений, выдумывающий машину, производит злодеяние, делается орудием погибели тысячи людей. Одна ассоциация спасает общество, но равность задельной платы в ней еще не последнее слово. Это только переход, но переход необходимый. Все возражения против нее слабы. В нынешнем состоянии она невозможна, в будущем – необходима, Car alors – при другом благодетельном воспитании – «tout change… Qui oserait ne pas payer sa dette de travail, quant à l'égard de ses assosiés, de ses frères, sa paresse serait une lâcheté, un vol» (immense bravo)[107].

Но равность платы еще не представляет вполне принципа справедливости, он только осуществляется, когда долг находится в отношении сил и способностей, а право – в отношении нужды. До сих пор это было наоборот и вся история шла криво: «d'un bout de l'histoire à l'autre a retenti la protestation du genre humain contre ce principe: è chacun selon sa capacité, la protestation du genre humain, en faveur de ce principe: à chacun selon ses besoins!» (Bravo! Bravo!)[108].

Луи Блан заключил, что при большом развитии общественном равность платы должна быть распространена и на государственные лица тем более, что в самом [идее] факте властительства есть нечто безнравственное, долженствующее быть выкуплено страстью быть полезным. «Gouverner-c'est se dévouer. On a demandé si je consentirais à mappliquer la règle que je proclame. Voici ma réponse: dans le système d'universelle association, dans le système complètement réalisé que j appelle de tous mes voeux… oui! (Acclamations unanimes) Et ce oui je désire qu'il soit imprimé à 200 exmplaires, pour que si jamais je venais à le renier, chacun de vous pût, un exemplaire à la main, me démentir et me confodre». (Nouvelles et bruyantes acclamations)[109].

Эта речь произвела удивление, не менее предшествующей. Кто не знает, что ассоциация есть противодействие конкуренции, но кто же не видит, что долг работать по мере сил находится в противоречии с правом брать по нужде. Нужда совсем не зависит от работы, и определить ее никто не может (разве предположить, что человечество будет так нравственно, как женский пансион, и нужда всегда будет). Нужда, напротив, есть вещь неуловимая [и часто], и почти всегда мало работающий (это заметно) потребляет или имеет наклонность потреблять более работающего. Где же истина?

И так прошел этот месяц комиссии, замечательный по многим отношениям. Между прочим, Л. Блан объявил, что вскоре опубликуются как проекты постепенного введения ассоциаций, сперва в мастерских одной ветви и потом в мастерских всех ветвей промышленности, так и его новый труд: sur l'établissement d'ateliers agricoles et sur le lien qui les doit unir aux ateliers industriels, de manière à compléter notre plan[110].

Подождем. Неужто и это представит ту же пышную немощь, какую комиссия представляла до сих пор?

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука