Записки о французской революции 1848 года

Как бы то ни было, но г. Deschamps издавал своего «Робеспьера» до тех пор, пока не обнаружилось наполеоновское движение, и тогда он вдруг бросил Максимилиана и стал издавать журнал «Napoléon républicain»{315}, в котором точно так же заставляет гулять Наполеона по улицам и точно так же говорить про себя глупости: «Je n'étais pas né pour la guerre»[330] и давать следующие советы народу: «Souviens-toi que tu es le seul souverain et que tes représentants sont tes commis»[331].

Впрочем, были примеры внезапных странных переворотов и посильнее: Так, какой-то г. Guillemain{316} в один день издал «l'Aigle républicain»{317} с энтузиастическими песнями в честь бонапартистского времени, а на другой «les lunettes du père Duchêne» с такими же во славу терроризма. Наполеоновская литература разрасталась, однакож, вместе с движением на улице: тогда посыпались один за другим листки: «le Napoléonien{318}», «le Petit caporal»{319}, «la Redingote grise»{320}, и проч. и проч., и наконец листки и большой журнал, занимавшийся уже кандидатурой и будущим значением Луи Бонапарта. Название его носило симптом той же путаницы идей, которая существовала в народе и которой старались обмануть народ: «la Constitution, journal de la république napoléonienne!»{321} Он называл противников Бонапарта оскорбителями народа: les insulteurs du peuple – и, однакож, вскоре умер. И вообще в это время Б<онапарт> не имеет еще серьезного значения. К этому надо еще присоединить листки сатирического содержания, выходившие тоже в неограниченном количестве. Иногда они поражали сочетанием шутки и какого-нибудь страшного события. Так, например, «le Pamphlet»{322} при известии о кровавом мщении негров Мартиники{323}, получивших известие о февральской революции и требовавших свободы, сказал, что знаменитые слова: «périssent les colonies plutôt qu'un principe»[332] должны быть нынче изменены в другие: «périssent les colonies suivant les principes»[333]. Впрочем, все остальные журналы этого рода: «Diogène sans culotte», «Gamin de Paris», «le Cancan»{324}, «les bêtises de la semaine»{325}, «le canard»{326}, «le diable rose»{327}, и проч. и проч., были довольно пошлы. Демократия вообще смеяться не умеет, и род блестящей искрометности и надменного презрения, требуемой для политической насмешки, остается преимущественно за роялизмом. Так было и здесь. Одним только легитимистским и филиппистским листкам, как «le petit homme rouge»{328}, «le lampion»{329} и др., удалось сказать несколько едких острот.