Записки о Михаиле Булгакове

В редакции Е.С.Булгаковой: «Прокуратор начал с того, что пригласил первосвященника на балкон, с тем чтобы укрыться от безжалостного зноя, но Каифа вежливо извинился и объяснил, что сделать этого не может в канун праздника».

В редакции А.Саакянц почти то же, но слов «в канун праздника» нет.

А в рукописи? История этих строк в рукописи такова. Булгаков продиктовал на машинку тяжеловатую фразу: «...Каифа извинился и отказался это сделать, сославшись на то, что в канун праздника это для него невозможно». Позже все — от слова «отказался» и далее — вычеркнул своим решительным красным карандашом. Еще позже под диктовку писателя рукою Е.С. вписаны слова правки: «вежливо» и «объяснил, что сделать этого не может». Размышляя над рукописью и разбирая свою правку, Е.С. нашла, что очень важные слова «в канун праздника» могли выпасть только по ошибке, и восстановила их. Никто, кроме нее, не мог их восстановить. Но она сделал это и была права.

Другой пример из той же главы «Понтий Пилат».

В редакции Е.С.Булгаковой: «Мысли понеслись короткие, бессвязные и необыкновенные: ”Погиб!.. ”, потом: ”Погибли!.. ” И какая-то совсем нелепая среди них о каком-то бессмертии, причем бессмертие почему-то вызвало нестерпимую тоску».

В редакции А.Саакянц: «...И какая-то совсем нелепая среди них о каком-то долженствующем непременно быть — и с кем?! — бессмертии, причем бессмертие почему-то вызвало нестерпимую тоску».

Откуда эта разрушающая мелодию и отсутствующая у Е.С. вставка?

В рукописи слова «о каком-то бессмертии» Булгаков дважды подчеркнул синим карандашом. Подчеркнул неудовлетворенно, помечая необходимость вернуться к ним. На полях тем же карандашом поставил два вопросительных знака. Открыв (и забыв закрыть) скобку, записал: «О каком-то долженствующем непременно быть — и с кем? — бессмертии».

Е.С. права: это не вставка. Нет соответствующей авторской пометы о вставке. Это набросок для размышлений. Очень важный, очень интересный, но так и не реализовавшийся в дальнейшем набросок.

Таких набросков на полях — просветов в новые, возможные, соблазнительно заманчивые повороты — в рукописи немало. К ним относится и сюжет об Алоизии Могарыче, записанный на обороте листа 183.

По-видимому, Булгакова занимала мысль о новом освещении этой линии в романе. Он записал начало — интонационный ключ («А со мной случилась оригинальность, как нередко бывало в моей жизни... У меня неожиданно завелся друг...»). Проработал несколько интересных подробностей («Покорил меня Алоизий своею страстью к литературе. Он не успокоился до тех пор, пока не упросил меня прочесть ему мой роман весь от корки до корки...»). Продолжение обозначил конспективно: «Начало болезни. Продолжение газетной травли. Отъезд Алоизия в Харьков за вещами. Развитие болезни. Сожжение романа. Под утро арест. Отправление в больницу».

Набросок противоречил тому, что уже было написано. (См., например, 24-ю главу в законченном романе: там Алоизий не читал роман мастера, он узнает о романе из газетной статьи. «Это вы, прочитав статью Латунского о романе этого человека, написали на него жалобу с сообщением о том, что он хранит у себя нелегальную литературу? — спросил Азазелло».) Предстояла доработка или переработка в дальнейшем, но Булгаков так и не реализовал этот вариант.

Исследование неосуществившегося замысла могло бы быть очень интересно — но вводить конспективный набросок в живую и цельную структуру романа, конечно, нельзя. Ибо если встать на этот путь — то где обозначатся пределы вставок и что останется от романа?

И еще пример из главы «Понтий Пилат».

«И в третий раз сообщаю, что мы освобождаем Вар-раввана, — тихо сказал Каифа». Так в редакции Е.С.Булгаковой.

А.Саакянц дала эту фразу чуть-чуть иначе: «И в третий раз мы сообщаем...»

Дело в том, что первоначально у Булгакова Пилат и Каифа говорили друг другу «вы»: «Первосвященник, повторите в третий раз». Это получало отзвук в устах Каифы: «И в третий раз мы сообщаем...»

Потом автор пришел к нагому, естественному, важному «ты». Начал соответствующую правку в диалоге Пилата и Каифы. Не закончил. Пометил на полях: «На ”ты”». И в дальнейшем Е.С. довела до конца эту завещанную ей правку...

Я привела несколько самых характерных примеров несовпадений в работах и прочтениях двух редакторов романа. В приведенных случаях — как и во многих других  — мне не пришлось искать третье решение. Решение оказалось одно. Оно принадлежит подруге мастера.

*

Поправки, сделанные Е.С.Булгаковой, вообще очень интересны и заслуживают самого пристального внимания. Это относится и к приведенному В.Петелиным замечанию А.Саакянц по поводу выражения «на левой руке» и «по левую руку» у Михаила Булгакова.

Напомню, что диалектизм «на левой руке» (вместо литературного «по левую руку») был характерен для Булгакова в 20-е годы. В «Записках юного врача»: «На левой руке у меня стояла перевернутая дном кверху кадушка». (Выражение, кстати говоря, было сохранено Е.С.Булгаковой; см.: М.А.Булгаков. Избранная проза. Москва, «Художественная литература», 1966, с.49.)