Новый начальник, еще более приятный джентльмен, сидел на том же месте – за старинным тяжелым столом светлого дерева. (Господи! Неужели стол тот же? Или сменили?) Мне предложили стол напротив, у окна, тоже очень красивый и тоже светлый, кажется, даже резной. Мне приносили туда растрепанные описи с ненумерованными листами, в которых я пыталась найти концы – следы исчезнувших рукописей. И однажды передо мной возник даже какой-то бодрый молодой человек, которого мне представили как следователя, но фамилию почему-то так и не назвали… А время от времени я подымала голову, чтобы еще раз взглянуть на неожиданно высокий потолок, или подходила к окнам, не переставая радоваться их ясности, величине и шуршащему потоку машин за ними…
Впрочем, во всесильном ведомстве вскоре опомнились: стало ясно, что никто и ни за что отвечать не будет, тем более за такой пустяк, как растерзанный архив давно умершего писателя. Уже постаревшую и лишившуюся приятноси даму снова взяли под защиту, а на меня посмотрели с внезапным и острым удивлением: каким образом в это святилище, в этот «алмазный фонд», попало совершенно постороннее лицо? что у них, своих, доверенных и проверенных, что ли, нет в этом самом отделе рукописей? И опять неспешно и ржаво повернулся замок в сейфе, где томились тетради «Мастера и Маргариты» и «Театрального романа», а потом, скрипнув, прикрылась и тяжелая дверь в хранилище, отрезая от меня архив Михаила Булгакова, теперь уже, видимо, навсегда…
Но и я уже знала правила игры, ожидала этого и не теряла времени даром. И пока новое начальство отдела рукописей решало свои проблемы (расследовать – не расследовать, отвечать – не отвечать), успела в течение четырех лет проделать огромную архивную работу. Часть ее уже опубликована в России (восстановление подлинного текста «Мастера и Маргариты», восстановление текста «Собачьего сердца», подготовка к изданию дневников и воспоминаний Е.С.Булгаковой и другое), а часть, надеюсь, еще порадует читателей здесь…
Ну, вот. А тогда, более двадцати лет назад, шел дождь…
Я стояла на плоском крылечке отдела рукописей, и холодные капли брызгали мне в лицо, а горячие слезы текли куда-то внутрь, поливая мое бедное сердце. Идти было некуда. И я пошла куда глаза глядят…
Куда глядят глаза человека, стоящего спиною к дому, из которого его только что выставили? Прямо перед собой, разумеется. Движение на бывшей Знаменке было невелико, и не нужно было идти на угол, к «зебре», чтобы перейти через дорогу. А может быть, и «зебры» тогда еще не было. Я перешла через дорогу. Передо мной оказалась некрасивая дверь, две или три спотыкающиеся ступеньки и вывеска рядом с дверью. Из вывески следовало, что здесь находится библиотека Академии общественных наук. Что такое Академия общественных наук, я не знала (и до сих пор не знаю), но в дверь вошла. Любезный молодой человек немедленно выписал мне картонную книжечку-билет и кивнул куда-то вниз, в подвал…
Нет! «Жизнь нельзя остановить. Жизнь нельзя остановить!» – писал когда-то молодой Булгаков. И дама-начальница безусловно ошибалась, решив, что меня уже нет в живых. Я была жива, и Булгаков – бессмертен.
Здесь, в подвале, помещалось хранилище газет… Что хранилище! Это оказалось богатейшее собрание самых разных подшивок газет за все послереволюционные годы.
– И начала 20-х годов?
– Да, имеются.
– И кавказские?
– Да, пожалуйста.
Большие, как прилавки, столы, на которые так удобно класть газеты. На один из них передо мною лег переплетенный в картон фолиант – с традиционным для 20-х годов названием «Коммунист» – почти полный комплект газеты, выходившей в 1920–1921 годах в городе Владикавказе (Северная Осетия, Северный Кавказ).
В 1920–1921 годах во Владикавказе жил Михаил Булгаков.
Еще не автор «Мастера и Маргариты», даже не автор «Дней Турбиных». И все-таки уже Михаил Булгаков. Его имя – «писателя» (что же он писал тогда? чем был известен?), начинающего драматурга (навсегда канувшие в неизвестность его ранние пьесы шли на владикавказской сцене) и просто человека, чем-то (тогда и всегда потом) раздражавшего критику, – вспышками замелькало на многих листах.
Это был не совсем полный и тем не менее поразительно полный комплект. Потом я ездила во Владикавказ (город Орджоникидзе), работала в тамошних библиотеках, подымала тамошние архивы, нашла очень интересные вещи. Но комплекта такой полноты там не оказалось…
Начинался новый этап в изучении судьбы и творчества Михаила Булгакова. Булгаковский Владикавказ… Потом мне предстояло уйти в еще более ранний период – булгаковский Киев… Этих материалов не было в собранном и сбереженном Еленой Сергеевной архиве, не было в Ленинке. И, пожалуй, если б меня не выставили с такой роскошной наглостью из этого государственного учреждения, а заодно – из моих собственных неопубликованных рукописей и моих, мною облюбованных тем, эти материалы – о Булгакове соблазнительно раннем – так и остались бы нераспечатанными еще многие годы…