Записки о Петербурге. Жизнеописание города со времени его основания до 40-х годов X X века

В последние десятилетия XIX века Петербург охватила строительная лихорадка: если в 1880 — 1890 годах ежегодно появлялось около пятисот новых домов, то в 1897 году их выстроили больше тысячи. В 1880 году был утвержден «План урегулирования Санкт-Петербурга», в котором намечалось строительство новых улиц и благоустройство старых. По указу 1844 года запрещалось возводить дома выше здания Зимнего дворца, зато в плотности застройки участка домовладельцы вольны — в столице появляется все больше доходных домов с дворами-колодцами. Превращаются из сонных окраин в оживленные районы Петербургская сторона, отдаленная от центра часть Васильевского острова, улицы, прилегающие к Невскому проспекту. В архитектуре господствует эклектика, и постройки той поры поражают диковинной, разностильной красотой.

Перестраиваются целые кварталы, среди старых особняков появляются новые. Облик Петербурга меняется: цельность планировки, единство архитектурных ансамблей прежнего «вымышленного города» перебивается этими «новоделами», вырастающими всюду, как трава по весне. Наглядный пример — площадь Островского, на которой рядом с классическими творениями Росси расположились доходные дома в «русском стиле».

Горожане по-разному оценивали эти перемены. Еще в 1873 году Достоевский, находивший, что старый Петербург выглядит «псевдо-величественно и скучно до невероятности», с иронией писал о новшествах в очерке «Маленькие картинки»: «Право, и не знаешь, как определить теперешнюю нашу архитектуру. Тут какая-то безалаберщина, совершенно, впрочем, соответствующая безалаберности настоящей минуты. Это множество чрезвычайно высоких домов „под жильцов”, чрезвычайно, говорят, тонкостенных и скупо выстроенных; с изумительною архитектурою фасадов: тут и Растрелли, тут и позднейшее рококо, дожевские балконы и окна... и непременно пять этажей, и все в одном и том же фасаде. „Дожевское-то окно ты мне, братец, поставь неотменно, потому чем я хуже какого-нибудь ихнего голоштанного дожа; ну а пять-то этажей ты мне все-таки выведи, жильцов пускать; окно окном, а этажи чтобы этажами”, — так хозяин наставляет архитектора».

Позже эстеты столицы будут грустить об уходящем былом. А. Н. Бенуа писал: «Петербург не тот, что прежде. Он как-то повеселел, не к лицу помолодел... По-прежнему в огромных окнах дворца отражается блеклая заря белых ночей, по-прежнему лепятся громады Биржи, Академии наук, Исаакия, Сената, Адмиралтейства, но вокруг этого Рима и Вавилона растет какая-то трава с веселенькими цветочками, воздвигаются огромные дома с приятными роскошными фасадами, открываются залитые светом магазины, наполненные всякой мишурной дрянью».

Меняется освещение городских улиц. В 60-е годы, по воспоминаниям А. Ф. Кони, вдоль тротуаров на Невском стояли «невысокие чугунные тумбы, выкрашенные в черную краску. Перед большими праздниками их жирно красят вновь, причиняя тем некоторый ущерб платьям задевающих за них франтих. В дни иллюминаций на них и около них ставятся зажженные и портящие воздух едким дымом плошки. На Невском, Морской и некоторых из главных улиц стоят на солидных чугунных столбах газовые фонари. Все остальные местности в городе освещаются масляными фонарями. Такой фонарь имеет четыре горелки перед металлическими щитками, но свет дает лишь на очень близком расстоянии вокруг себя. В узкой Галерной улице такие фонари висят высоко на веревках, протянутых от домов с обеих сторон улицы». В конце 70-х годов газом освещаются улицы не только в центре города, но и на Петербургской и Выборгской сторонах; на окраинах масляные фонари заменены керосиновыми. Невский проспект в 1884 году уже освещен электричеством.

К концу XIX века Невский проспект становится центром деловой жизни столицы: здесь сорок банков, двадцать четыре банкирские конторы, десять страховых обществ, торговые дома многих фирм. Первые этажи зданий на Невском занимают рестораны, магазины, кафе. Сверкают пестрые рекламы, проспект залит целым морем огней. Центральные улицы города выстланы торцами; на окраинах тротуары сколочены из досок, а некоторые улицы так и остались немощеными, с непролазной грязью весной и осенью.