«Петербургские улицы обладают несомненнейшим свойством: превращают в тени прохожих; тени же петербургские улицы превращают в людей», — писал Андрей Белый. Действительно, из несомненной реальности событий: с толпами на улицах, ревом «Долой самодержавие!», пальбой, казачьими разъездами — из реальности этой вдруг проваливаешься в ирреальность, в то, что Андрей Белый называл «мозговой игрой». В тени, отбрасываемой словом «р е в о л ю ц и я», явственно читается: «провокация».
Давно нет на свете жандармского подполковника Су-дейкина, а его сообщника и убийцы Дегаева давно нет в России, но «тени петербургские улицы превращают в людей»; их замыслы и дела не забывались. После политической амнистии 1905 года в Петербурге стали появляться (из-за границы или с каторги) люди, которые долгое время тоже казались почти тенями: немногие оставшиеся в живых народовольцы, эмигранты, годами жившие вне России. Среди других в Петербург вернулся из эмиграции В. Л. Бурцев, издатель журнала истории революционного движения — «Былое». Он одержим опасной в глазах всех партий идеей: выискивает среди революционеров провокаторов и агентов охранки. В этой области у Бурцева несомненный дар, и вожди победившей революции незамедлительно воздадут ему по заслугам: «При большевиках я был арестован в Петербурге в первый день их переворота, 25 октября 1917 года, и оставался у них в тюрьме до мая 1918 года», — вспоминал Бурцев. Тогда он чудом спасся и бежал из советской России.
А в 1906 — 1907 годах в петербургскую редакцию «Былого» захаживали самые разные люди: «В 1906 — 1907 годах... я поддерживал связи и с... лицами из мира охранки, которые тоже давали мне сведения. Для одних редакция „Былого“ являлась приманкой, когда они рассчитывали что-нибудь заработать за сообщение материалов, для других это было местом, где они могли бы из соображений нематериальных поделиться своими сведениями» (В. Л. Бурцев. «В погоне за провокаторами»).
Среди тех, кто захаживал к Бурцеву из соображений нематериальных, был даже прежний директор Департамента полиции С. А. Лопухин. Казалось, революция побеждала, и служащие этого ведомства тоже воспылали желанием разоблачать проклятое прошлое, а кое-кто заодно и поживиться.
Воздух свободы сладок. Не страшно, если к нему примешивается запах гари и крови: революционный террор — это, конечно, прискорбно, но все же честно, открыто... справедливо, в конце концов! В светских кругах столицы в моде революционеры, как прежде, бывало, музыканты, художники, писатели. Впрочем, роман аристократии с революцией начался давно. Одной из самых известных и привлекательных личностей в петербургском свете 1890 —1910-х годов была баронесса Варвара Ивановна Икскуль фон Гильдебранд. «В этой прелестной светской женщине кипела особая сила жизни, деятельная и пытливая. Все, что так или иначе выделялось, всплывало на поверхность общего, — мгновенно заинтересовывало ее, будь то явление или человек... Не было представителя искусства, литературы, адвокатуры, публицистики, чего угодно, — который не бывал бы в ее салоне в свое время», — писала о ней в своих мемуарах 3. Н. Гиппиус («Маленький Анин домик»).
В. И. Икскуль была незаурядным и деятельным человеком: издавала книги для народного чтения; основала Школу ученых сиделок; во время Первой мировой войны организовывала санитарные поезда и госпитали. В 1916 году баронессу Икскуль фон Гильдебранд наградили Георгиевским крестом за помощь раненым на поле боя, под вражеским огнем. Эта замечательная женщина привлекала к себе разных людей: в числе ее друзей были известные общественные деятели, писатели, сановники, даже Григорий Распутин. И — революционеры. Они не посещали светских приемов у баронессы Икскуль, но часто находили убежище в ее доме. У нее же хранились архивы различных партий.
Симпатий к революционерам не скрывала и Анна Павловна Философова. В молодости она была признанной светской красавицей; в 60-е годы стала одной из основательниц феминистского движения в России, многое сделала для организации женского образования. Позже с той же страстью увлекалась теософией. Все эти годы ее муж, В. Д. Философов, честно трудился на государственном поприще: был прокурором военного суда, затем членом Государственного совета. Был анекдот, будто на двух концах казенной квартиры находились кабинет Владимира Дмитриевича и гостиная Анны Павловны; и вот в кабинете страшный прокурор не покладая рук подписывает один приговор за другим: «„к расстрелу”, „к расстрелу”, „к расстрелу”, тем временем, как в гостиной Анна Павловна принимала самых отъявленных террористов, кокетничая с ними, восхищаясь их доблестью», — иронизировал А. Н. Бенуа в книге «Мои воспоминания».