Записки о Петербурге. Жизнеописание города со времени его основания до 40-х годов X X века

Указы Петра были обращены ко всей России, но в первую очередь они неукоснительно соблюдались в Петербурге. Здесь жизнь устраивалась наново, ее можно было организовывать, не ломая старого, укоренившегося уклада. Жители столицы были регламентированы во всем: к примеру, под страхом ссылки и каторги запрещалось подбивать сапоги гвоздями и скобами, «ибо таковые портят полы, а купцам торговать такими сапогами» (указ 1715 года) — и многое в том же роде. Пушкин заметил, что обыкновенно петровские указы бывали рациональны, но наказание за их невыполнение смертью, каторгой, ссылкой делало их тираническими. Царь многому в русской жизни объявил беспощадную войну, и народ отвечал ему ненавистью. Мастерской, «опытным участком» для деятельности Петра Великого стал Петербург — образцовый город, создаваемый в противовес Москве и старой России.

«В Петербурге есть именно тот римский жесткий дух порядка, дух формально совершенной жизни, несносной для общественного разгильдяйства, но бесспорно не лишенный прелести», — писал А. Н. Бенуа в статье «Живописный Петербург». Прелесть «жесткого духа» для человека XX века, через двести лет после основания города была очевиднее, чем для людей начала XVIII века, для русских, привычных к жизни, в которой наряду с деспотизмом присутствовал дающий известную свободу элемент «общественного разгильдяйства».

Трагическая борьба Петра со старой Россией, Петербурга с Москвой оплачена страданиями миллионов русских людей, в том числе и близких царя. Мы уже приводили слова, которые льстили Петру Великому: «Бог идеже хощет, побеждается естества чин». Местом противоборства воли Петра и «чина естества», законов природы, стала новая столица.

«Петербургская осенняя ночь с ее туманами или ветрами напоминает, что под городом древний хаос шевелится», — писал Н. П. Анциферов о таящейся до времени природной стихии, грозящей городу. Ее сила дала о себе знать уже в начале его существования: первое большое наводнение случилось в августе 1703 года. В 1706 году царь сообщал в письме Меншикову, что в Петербурге опять наводнение, в царских покоях вода стояла в 21 дюйм (52 см. — Е. И.) высотой, продолжалось это часа три, по улицам ездили на лодках, и «зело утешно было видеть», как не только мужики, но и бабы сидели на деревьях и крышах. Сообщается об этом мельком и в юмористическом тоне. Письмо помечено по обыкновению: «Из парадиза». Это наводнение уничтожило многие постройки, не говоря уже о землянках, в которых жили рабочие. Низкие болотистые берега Невы ежегодно заливало водой; иногда во время сильных наводнений вода не спадала в течение нескольких часов.

В таких случаях, как, например, в 1715 году, «весь город понят (покрыт. — Е. И.) был водой». При жизни Петра подобных стихийных бедствий было несколько: в 1703, 1706, 1715, 1720, 1724 годах. И в отличие от царского, их описания у других очевидцев, например, у Ф. В. Берх-гольца, далеко не юмористические: «Из дома... можно было видеть все, что происходило на реке. Невозможно описать, какое страшное зрелище представляло множество оторванных судов, частью пустых, частью наполненных людьми; они неслись по воде, гонимые бурей, навстречу почти неминуемой гибели. Со всех сторон плыло такое огромное количество дров, что можно было в один день наловить их на целую зиму... На дворе вода доходила лошадям по брюхо; на улицах же почти везде можно было ездить на лодках. Ветер был так силен, что срывал черепицы с крыш». Наводнения стали постоянным бедствием Петербурга, и нам не раз придется упоминать о них.

Другой сферой борьбы царя с «чином естества» стало нежелание его подданных селиться в определенных для них частях города. Несколько раз повторялись указы о ломке крыш, о разрушении домов тех, кто поселился в не положенном по сословному чину месте или построил дом не по типовому проекту. Однако подданные порой проявляли возмутительную самостоятельность, и жесткий сословный принцип расселения не был соблюден в той мере, в какой требовал Петр. Здравый смысл, инстинкт, заставляющий выбирать оптимальные условия жизни, сопротивлялись воле царя со стойкостью закона природы.

Вообще некоторые периоды истории России поражают, на первый взгляд, отсутствием волевого (за исключением крестьянских восстаний) народного сопротивления тирании. Но еще поразительнее другое свойство: способность народа выжить, выстоять в самые тяжелые времена, каких было немало в истории Отечества, — и не просто физически выжить, а сохранить человечность, доброту, возможность духовного возрождения.

Петербургу суждено было жить, и в нем исподволь складывался собственный бытовой уклад, появлялись новые общины. Среди первых горожан оказались переселенцы из северных областей России, которым отводилось по царскому указу место в окрестностях бывшей шведской крепости Ниеншанц. Среди них преобладали плотники, приписанные к Адмиралтейству. Они и составили население Большой и Малой Охты.