го дня клялись, что не собираются выступать. 21 октября Петроградский совет опубликовал воззвание: «Братья — казаки... негодяи и провокаторы говорят, что Советская власть готовит „какое-то восстание”. Их цель — вызвать кровопролитие и в братской крови утопить вашу и нашу свободу».
Ложь большевиков понятна: они не были уверены в своих силах. Гарнизон оставался пассивным, даже штаб в Смольном до 24 октября был почти не защищен. Пулеметная рота, охранявшая его, была ненадежной, а пулеметы неисправными. Предполагалось, что главной ударной силой восстания станут матросы из Кронштадта и Гельсингфорса, «уже испытанные в июльские дни». Но они прибыли в Петроград лишь 25 октября. А до тех пор «хорошему сводному отряду (войск Временного правительства. —
Причин тому много, одна из них — личные качества его главы и верховного главнокомандующего: «непостоянство Керенского, полная невозможность положиться на его слова, доступность его всякому влиянию и давлению извне, иногда самому случайному». Его обвиняли в тщеславии, слабости, трусости. В роковой для России час во главе правительства оказался совершенно негодный для этого человек.
Другой причиной бездействия являлся «синдром левых». Для эсера Керенского и других деятелей из революционных демократов главной угрозой оставался призрак «контрреволюции». Большевики, с их экстремизмом, были, конечно, крайними, но все же своими: крайне левыми. Разгромить их без убедительных доказательств их вины значило подорвать единство революционных сил. Накануне переворота Керенский говорил в Совете Республики: «Правительство могут упрекнуть в слабости и чрезвычайном терпении, но никто не имеет права сказать, что Временное правительство за все время, пока я стою во главе его... прибегало к каким-либо мерам воздействия раньше, чем это не грозило непосредственно гибелью государства». Что тут добавить?
Неужели в Петрограде не было людей, способных взять на себя военное командование и подавить мятеж? Были конечно. Но их правительство опасалось больше, чем Ленина с Троцким, — в каждом из них оно подозревало будущего диктатора. Диктатора, который ликвидирует завоевания революции. Нужен «настоящий человек, достаточно сильный и вместе с тем вызывающий доверие демократии», но демократия не склонна доверять царским генералам и офицерам (большевики решили эту проблему: мобилизуя «военспеца», брали в заложники его семью и чуть что — расстреливали).
Бывший верховный главнокомандующий генерал М. В. Алексеев еще в критические июльские дни предлагал свою помощь правительству: «Не могу мириться с умиранием родины», — писал он. 20 октября он просил министра Временного правительства Терещенко: «Скажите правительству, что в Петрограде сейчас находится не менее 15 тысяч офицеров. Если мне разрешат, то завтра же уже 5 тысяч из них под моей командой будут охранять Временное правительство». Имя Алексеева было известно и уважаемо в армии; вскоре после большевистского переворота он возглавит Добровольческую армию. Если бы правительство разрешило ему организовать оборону, само имя Алексеева привлекло бы немало людей. Но к нему не обратились.
В Штаб военного гарнизона приходили офицеры, прибывшие с фронта. Они готовы были выступить против большевиков, требовалось лишь призвать и организовать их. Но им неизменно отвечали, что необходимые меры приняты и нужды в их помощи нет. Накануне переворота Штаб издал приказ: всем частям гарнизона оставаться в казармах; вышедшим самовольно с оружием грозил суд. Офицерам петроградского гарнизона приказано оставаться в казармах, даже если солдаты их частей нарушат приказ и выступят. Таким образом, в день переворота многотысячная армия офицеров, находившихся в столице, не могла принять участия в боевых действиях.
Керенский не ошибался, утверждая, что в Петрограде достаточно сил для подавления мятежа. По общему мнению, с этим можно было справиться силами трех казачьих полков. Но и казаки не выступили в защиту правительства. 17 октября Керенский встречался с делегатами Донского казачьего Войскового круга, которые высказали недоверие к правительству, «идущему на поводу у Советов». У казаков накопилось много обид, а через несколько дней прибавилась еще одна. 22 октября в Петрограде должны были состояться две манифестации: пробольшевистская демонстрация в «День Петроградского Совета» и казачий крестный ход. Правительство запретило проведение крестного хода, а демонстрация Совета отменена не была. Таким образом оно еще раз подтвердило, что «идет на поводу у Советов».