Записки о Петербурге. Жизнеописание города со времени его основания до 40-х годов X X века

Чужих краев неопытный любитель И своего всегдашний обвинитель,

Я говорил: в отечестве моем

Где верный ум, где гений мы найдем?

Где гражданин с душою благородной. Возвышенной и пламенно свободной?

Где женщина — не с хладной красотой.

Но с пламенной, пленительной, живой?

Где разговор найду непринужденный. Блистательный, веселый, просвещенный?

С кем можно быть не хладным, не пустым? Отечество почти я ненавидел —

Но я вчера Голицыну увидел И примирен с отечеством моим.

(А. С. Пушкин. 1817)

Е. И. Голицына намного пережила свою блистательную эпоху. «Неподражательная странность», пленительная для людей 1810 —1820-х годов, в николаевскую пору вызывала подозрение и внимание тайной полиции. По донесению Третьего отделения, «княгиня Голицына, жительствующая в собственном доме... которая, как уже по известности, имеет обыкновение спать днем, а ночью занимается компаниями, — и такое употребление времени относится к большому подозрению, ибо бывают в сие время особенные занятия какими-то тайными делами». Воистину

...посредственность одна Нам по плечу и не странна.

(А. С. Пушкин. «Евгений Онегин»)

В старости Голицына стала очень религиозной; жила она по большей части в Париже, увлекалась философией, математикой. Ее смерти в петербургском обществе почти не заметили. Но память о ней сохранилась благодаря мемуарам, посвящениям, стихам, обращенным к ней, «обворожительной, как свобода», — как сказал о ней П. А. Вяземский. ¹¹ крепости стреляли, оповещая о наводнении. Горожане мирно спали. К десяти часам утра на набережной собрались толпы.

Любуясь брызгами, горами И пеной разъяренных вод.

Но силой ветров от залива Перегражденная Нева Обратно шла, гневна, бурлива,

И затопляла острова.

Погода пуще свирепела,

Нева вздувалась и ревела,

Котлом клокоча и клубясь,

И вдруг, как зверь остервенясь.

На город кинулась...

(А. С. Пушкин. «Медный всадник»)

В то время, когда в центре города зеваки еще толпились на набережных, селения на побережье Финского залива и на островах в дельте Невы уже были затоплены. Многие дома обрушились, люди пытались спастись на крышах домов, на самодельных плотах, бревнах, воротах... Е. Ф. Комаровский, член правительственного комитета помощи пострадавшим от наводнения, вспоминал: «На четвертой версте, по Петергофской дороге, находился казенный литейный чугунный завод; оный стоял на самом взморье; деревянные казармы были построены для жительства рабочих людей, принадлежавших заводу. В 9 часов утра... ударили в колокол, чтобы распустить с работы людей: все бросились к своим жилищам, но было уже поздно, вода с такой скоростью прибыла, что сим несчастным невозможно было достигнуть казарм, где находились их жены и дети; и вдруг большую часть сих жилищ понесло в море».

К полудню вода хлынула через парапеты набережных и залила город. Напор ее был так велик, что из уличных люков над подземными трубами забили фонтаны. Жители бросились на верхние этажи домов. Застигнутые потоками воды на улицах, люди влезали на фонари, деревья, на крыши карет, плывущих по улицам. На площади возле Зимнего дворца под небом, почти черным, кружились в воздухе листы железа с крыши Главного штаба.

«Разъяренные волны свирепствовали на Дворцовой площади, которая с Невою составляла одно огромное озеро, изливавшееся Невским проспектом, как широкою рекою, до самого Аничкова дворца. Мойка, подобно всем каналам, скрылась от взоров и соединилась с водами, покрывавшими улицы, по которым неслись леса, бревна, дрова, мебель. Вскоре мертвое молчание водворилось на улицах» (М. И. Пыляев. «Старый Петербург»).

Летний сад был завален дровами и бревнами; наплавные мосты через Неву сорваны и разметаны на части. Вода повредила даже гранитную набережную — камни парапетов оказались сдвинутыми или опрокинутыми. Множество судов, стоявших на Неве, разбушевавшаяся река выбросила на улицы Петербурга: «По линиям Васильевского острова всюду были разметаны барки с дровами и угольями; к балкону одного дома пристали два больших транспортных судна... У Троицкой церкви стояло несколько барок с огромным грузом. По улицам Адмиралтейской части плавали могильные кресты, занесенные с кладбища», — писал Пыляев.