Турок вежливо выслушал наш ответ, ещё вежливее поклонился и, поблагодарив нас за гостеприимство, ушёл в свою комнату. После его ухода принц сообщил, что турок просил нам передать, что другого ответа он «от русских офицеров и не ждал».
Сам же Каджар чувствовал себя не в своей тарелке, так как его планы были несколько другие; после того, как русская армия перестала существовать, он рассчитывал послужить хотя бы и Турции, где благодаря своему происхождению он мог рассчитывать на быструю и видную карьеру.
Через два дня, откланявшись любезно нам и холодно простившись с Каджаром, Али-бей под крики и выстрелы толпы выехал в той же коляске в Дагестан. Он спешил, так как до Закатал уже давно доходили глухие слухи о наступлении большевистской армии с севера на Темир Хан Шуру. Точно никто ничего не знал, так как ни с Тифлисом, ни тем более с севером у нас не было никакого сообщения.
Не прошло и недели после отъезда турецкой миссии, как у нас в собрании оказался новый гость в лице пожилого седеющего человека в штатской черкеске без погон. Это был генерал Халилов, бывший командующий войсками дагестанского правительства, потерпевший неделю назад поражение от большевиков под Темир Хан Шурою и теперь бежавший горными дорогами из Дагестана в Закавказье. Цель его приезда была просить помощи у Азербайджана против Красной армии, наступавшей медленно, но верно на Баку. Генерал не имел представления, что вся азербайджанская армия состояла из фиктивных и совершенно небоеспособных полков. Приезд в Закаталы побеждённого большевиками дагестанского военачальника послужил и для нас как бы символом конца.
Первым уехал из Закатал ротмистр Червинов, строевое сердце которого не выдержало отсутствия дисциплины и беспорядка, царившего в полку. На все его старания навести у себя в эскадроне хоть какой-нибудь порядок он не встретил сочувствия Каджара, а только вызвал к себе недоброжелательство Гамзата, который вечно надоедал нам чепухой о кавказских обычаях и революционной дисциплине, которая будто бы должна была заменить в полку настоящую. Вторым покинул полк Магома Абакарилов, славный усатый прапорщик, милый и вежливый, родом из «настоящих» аварских лезгин, искренно презиравший закатальскую неразбериху и местных людей. Он сам вызвался съездить в Дагестан для связи и, как человек, знавший туда горные пути, взял на себя командование отрядом, который должен был установить связь. Недели три мы не имели от них никаких вестей, а затем пришёл слух, что вся экспедиция погибла в горах при нападении разбойников, причём Магому подвел автоматический маузер, в котором патрон пошёл наперекос и лишил его возможности защищаться. Окончательный конец полку вскоре после этого положил Гамзат своим вызывающим по отношению к нам поведением, и попустительство совсем потерявшего логику полковника Каджара.
Выведенные из себя вмешательством в полковые дела Гамзата и молл, офицеры в полном составе представили через Джоржадзе ультиматум командиру удалить Халилова и стариков от всякого вмешательства в дела полка, или принять нашу коллективную отставку. В протесте приняли участие все без исключения офицеры, в том числе и племянник полковника корнет Ибрагим Каджар. Выслушав Джоржадзе, принц вышел в столовую, где мы все собрались, и не поднимая глаз заявил, что он удалить Гамзата не согласен, что же касается нас, то мы можем все уходить из полка, если желаем.
После такого ответа положение стало совсем ясным и весь вопрос для каждого из нас заключался лишь в том, куда, когда и как выехать из Закатал.
Мы с женой решили немедленно, распродав вещи и обстановку, ехать в Тифлис через Белоканы и Кахетию. 23 апреля я отпраздновал свои именины, на которые явились в полном составе все офицеры полка, за исключением принца и Джоржадзе, с которым у меня были холодные отношения. Это был для нас всех прощальный праздник, так как все мы через несколько дней собирались покинуть Закаталы навсегда. За обедом было много выпито всеми, но героем дня в этом отношении оказался поручик Бахметьев, который на пари выпил один целый турий рог до последней капли, вместимостью в три с половиной бутылки.
На другой день после именин я был дежурным по полку. В этот день в Закаталы приехал делегат Армении для примирения мусульман с армянами, так как по всему Закавказью в это время полыхала уже татаро-армянская резня. Собрание, на котором должен был выступать этот делегат, имело место на обширном лугу возле крепости, прекрасно видном с одной из стен. Мы с женой и вольнопером Долгоруким Колей наблюдали это зрелище с крепостной стены.