Записки о России. XVI — начало XVII в.

Особенно важным в рассматриваемой части записок является рассказ о введении опричнины, о посажении Симеона Бекбулатовича, о возвращении затем Грозного на престол. У Горсея все эти события находятся в тесной связи и зависимости: царь разделил государство на опричнину и земщину и посадил Симеона на княжение, чтобы самому выйти из затруднительного положения, в которое он поставил себя бесконечными грабежами и поборами. Это была, по Горсею, своеобразная «хитрость» Ивана.

В историографии существуют разные объяснения того, почему у Горсея эти события, разделенные десятью годами, оказались одновременными[49]. Наиболее убедительной представляется версия С. М. Середонина, считавшего, что Горсей перепутал события 1565 и 1575 гг., соединив их вместе[50]. Действительно, сюжет Горсея о том, как все сословия просят «отрекшегося» царя вновь занять престол и как он наконец внимает этим просьбам, непосредственно перекликается с событиями 1565 г., когда царь уехал в Александровскую слободу. Не зная детально обстоятельств поставления Симеона Бекбулатовича в 1575 г., Горсей «вспомнил» и отразил рассказанные ему события 1565 г. в сходной исторической ситуации, перенеся их в своем трактате на десятилетие вперед.

Известия «Путешествий» о Симеоне Бекбулатовиче стали главным аргументом в обширной полемике историков о Земских соборах XVI в. [51] Между тем конкретный анализ данных Горсея убеждает, что эти сведения нельзя рассматривать как прямые сообщения о Земских соборах 1575, 1576, 1580 и 1584 гг. В значительной степени этот вывод обусловлен особенностью терминологии записок Горсея, которая не может быть аргументом «за» или «против» в отыскании характерных признаков Земских соборов. Термины, употребляемые автором для обозначения разных групп господствующего класса и специфических русских учреждений, не упорядочены и не закреплены за отдельными понятиями[52]. В этих известиях особого внимания исследователя требует использование перевода источника. К примеру, рассказ Горсея о призвании со всего государства духовенства, созыве в Москве «высокого областного собора», речи Грозного, казни семи монахов использовался историками как аргумент, подтверждающий концепцию о созыве Земского собора 1575 г. накануне посажения Симеона[53].

Однако, во-первых, неверный перевод на русский язык одного из упоминаемых собраний создавал иной смысл, нежели тот, который вложил в свою фразу англичанин, имевший в виду местный «конклав» духовенства. Во-вторых, предложенное В. И. Корецким прочтение этого места как последовательного рассказа об измене — казнях — соборе вызывает серьезное возражение[54]. Горсей не связывал поставление Симеона с созывом церковных собраний, о которых идет речь. Кроме того, автор говорит здесь не об одном «соборе», а о трех различных собраниях: о созыве духовенства со всего государства, о местном церковном соборе и о «царском совете или парламенте». Этот рассказ в известном смысле может служить своего рода иллюстрацией взгляда на соборные совещания XVI в. как на практику различных собраний — полных и неполных, церковных и смешанных, обладавших большими или меньшими полномочиями[55].

Разбираемые известия имели в историографии и другую трактовку: этот отрывок рассматривался как свидетельство о церковном соборе 1580 г., от которого дошло уложение о запрещении духовенству приобретать вотчины[56]. Так трактовали в XIX в. известие Горсея Э. Бонд — первый издатель полного текста записок, Н. И. Костомаров, А. С. Павлов, позднее — С. Б. Веселовский, С. М. Середонин, А. А. Зимин. Горсей использовал, видимо, русский источник — приговор собора. Осложненность рассказа Горсея «слухами и толками», ходившими по Москве, объясняет, по мнению исследователей, несовместимое сочетание в одном отрывке мотивов приговора Соборного уложения 1580 г. с известием о монахах, затравленных медведями[57].

Повествование о 70 — начале 80-х годов, сосредоточенное в записках вокруг деятельности Ивана IV, завершает описание последних дней и часов жизни царя. Настоящий перевод передает версию о насильственной смерти Ивана Грозного, отраженную Горсеем[58]. Для интерпретации этого известия в рассказе Горсея имеют, на наш взгляд, важное значение два момента. Во-первых, текст содержит имена людей, находившихся при царе и, таким образом, дает ответ на вопрос «кем?» Во-вторых, строки о Богдане Бельском, «…уставшем от дьявольских поступков тирана», служат косвенным указанием на участие Бельского в насильственной смерти царя. Глухой отзвук единственного у Горсея известия об обстоятельствах смерти Ивана IV находим в упоминании на последних страницах «Путешествий» о Богдане Бельском: вся семья царя Федора «трепетала от страха перед его (Бельского. — А. С.) злой волей».