Записки о Шерлоке Холмсе

Я сказал «в кэб», но скоро мне показалось, что я очутился в карете. Во всяком случае, экипаж был обширнее обыкновенного четырехколесного лондонского орудия пытки, а обивка, хотя потрепанная, была из дорогой материи. Мистер Латимер уселся напротив меня, и мы проехали по Чаринг-Кросс к Шефтсбери-авеню. Затем мы выехали на Оксфорд-стрит, и я только заговорил было о том, что мы делаем большой крюк, как речь моя была прервана необычайным поведением моего спутника. Он начал с того, что вынул из кармана страшного вида дубинку, налитую свинцом, и стал размахивать ею, как бы пробуя ее тяжесть и силу, потом, не говоря ни слова, положил ее на сиденье рядом с собой. После этого он поднял оконные шторки с обеих сторон экипажа, и я увидел, что стекла заклеены бумагой, как будто для того, чтобы помешать мне смотреть на улицу.

– Сожалею, что мешаю вам смотреть, мистер Мелас, – сказал он. – Дело в том, что я не хочу, чтобы вы видели то место, куда мы едем. Мне было бы неудобно, если бы вы могли найти дорогу туда.

Можете себе представить, как я был поражен этими словами. Мой спутник был сильный, широкоплечий парень, и, даже если бы не было дубинки, я ни в коем случае не мог бороться с ним.

– Меня очень удивляет ваше поведение, мистер Аатимер, – пробормотал я. – Вы должны понимать, что поступаете беззаконно.

– Без сомнения, это в своем роде вольность, – ответил он, – но мы вознаградим вас за это. Однако должен предупредить вас, мистер Мелас, что если в эту ночь вы поднимете тревогу или сделаете что-либо, что будет угрожать моим интересам, вы навлечете на себя серьезные неприятности. Прошу вас помнить, что никто не знает, где вы находитесь, и в этой карете так же, как и в моем доме, вы вполне в моей власти.

Он говорил спокойно, но в тоне его голоса слышалась угроза. Я продолжал сидеть молча, недоумевая, зачем он похитил меня.

Мы ехали около двух часов; я никак не мог догадаться, куда меня везут. Иногда по стуку камней можно было думать, что мы едем по шоссе, иногда по тихой, спокойной езде можно было предположить, что карета катится по асфальту. Но за исключением этой разницы в звуках не было ничего, что могло бы помочь мне догадаться, где мы. Бумага на окнах была непроницаема, а переднее окно затянуто синей занавеской. Мы выехали из Пэлл-Мэлл в четверть восьмого, а на моих часах было уже без десяти минут девять. Когда наш экипаж наконец остановился, мой спутник опустил окно и я мельком увидел низкий свод подъезда, где горела лампа. Когда я поспешно вышел из кареты, дверь подъезда распахнулась, и я очутился в доме. У меня осталось смутное впечатление, что перед подъездом были лужайка и деревья. Не могу сказать – была ли то усадьба или просто дом в деревне.

В доме горела лампа под цветным колпаком. Огонь ее был притушен, так что я едва мог разглядеть довольно большую переднюю, увешанную картинами. В полумраке я заметил, что дверь нам отворил маленький, невзрачный, сутуловатый человек средних лет. Когда он повернул фитиль лампы и прибавил свет, я увидел, что он был в очках.

– Это мистер Мелас, Гарольд? – спросил он.

– Да.

– Отлично! Отлично! Надеюсь, вы не рассердитесь на нас, мистер Мелас, но мы не могли обойтись без вас. Если вы хорошо отнесетесь к нам, то не пожалеете, но если вздумаете сыграть с нами какую-нибудь штуку, то… сохрани вас бог.

Он говорил отрывисто, нервным тоном, хихикая между словами, но почему-то он внушил мне больше страха, чем мой спутник.

– Что вам нужно от меня? – спросил я.

– Только чтобы вы предложили несколько вопросов одному господину греку, который в гостях у нас, и передали бы нам его ответы. Но говорите только то, что вам скажут, или… – тут он опять нервно захихикал, – лучше бы вам было не родиться.

Говоря это, он отворил двери и ввел меня в комнату, как мне показалось, роскошно убранную, но также плохо освещенную одной полупритушенной лампой. Комната была большая и, судя по тому, как мои ноги утопали в ковре, богато меблированная. Я мимоходом заметил бархатные стулья, высокий белый мраморный камин и, как мне показалось, с одной стороны его – набор японского оружия. Как раз под лампой стоял стул; пожилой человек указал мне на него. Молодой вышел из комнаты и внезапно вернулся через другую дверь, ведя за собой джентльмена, одетого во что-то вроде халата. Джентльмен медленно приближался ко мне. Когда он вошел в круг слабого света, бросаемого лампой, я ужаснулся его виду. Он был смертельно бледен. Его выпуклые глаза сверкали как у человека, дух которого сильнее плоти. Но что поразило меня больше всех признаков физической слабости, – это то, что все его лицо было покрыто полосами пластыря, скрещивавшимися между собой; большим куском пластыря был закрыт и рот.

– У тебя грифельная доска, Гарольд? – крикнул пожилой, когда вошедшее странное существо скорее упало, чем село на стул. – Свободны у него руки? Ну, дай ему грифель. Предлагайте ему вопросы, мистер Мелас, а он будет писать ответы. Прежде всего спросите его, готов ли он подписать бумаги.

Глаза незнакомца вспыхнули.

– Никогда, – написал он по-гречески на доске.