«Десять фунтов награды тому, кто сообщит номер кэба, привезшего пассажира к подъезду министерства иностранных дел или неподалеку от него 23 мая в три четверти десятого вечера. Дать знать по адресу 221, Бейкер-стрит».
– Вы уверены, что вор приехал в кэбе?
– Если и не в кэбе – неважно. Но если мистер Фелпс не ошибается, говоря, что в комнате негде скрыться, то вор должен был прийти извне. Если он пришел в такую сырую ночь и не оставил следов на линолеуме, который осматривали через несколько минут после происшествия, то весьма вероятно, что он приехал в кэбе. Да, мне кажется, что мы смело можем остановиться на кэбе.
– Это возможно.
– Вот одна из тех нитей, о которых я говорил. Она может довести нас до чего-нибудь. А затем колокольчик… главнейшая особенность дела. Отчего зазвонил колокольчик? Может быть, вор дернул его, презирая опасность? Или, может быть, кто-нибудь, бывший с вором, дернул звонок, чтобы предупредить преступление? Была ли это простая случайность? Или…
Холмс снова погрузился в глубокое безмолвное раздумье, но мне, привыкшему ко всем его настроениям, показалось, что в его голове внезапно возникла новая догадка.
Было двадцать минут четвертого, когда мы приехали на вокзал и, наскоро позавтракав в буфете, отправились в Скотланд-Ярд. Холмс уже телеграфировал Форбсу, и он ожидал нас. Это был маленький человек с проницательным, но вовсе не любезным выражением лисьего лица. Он встретил нас холодно и стал еще холоднее, когда услышал причину нашего посещения.
– Слышал я о вашем способе вести дела, мистер Холмс, – едко проговорил он. – Пользуетесь всеми данными, добытыми полицией, а потом стараетесь окончить дела сами, набросив тень на тех, которые начали розыски.
– Напротив, – возразил Холмс. – Из пятидесяти трех моих последних дел мое имя упоминается только в четырех, а в сорока девяти остальных вся честь принадлежит полиции. Я не виню вас в том, что это не известно вам: вы молоды и неопытны, но если желаете достигнуть успеха в вашей новой деятельности, то вам следует работать со мной, а не против меня.
– Я был бы очень рад некоторым указаниям, – сказал сыщик, меняя тон. – До сих пор, правда, я не имел никакого успеха.
– Какие шаги вы сделали?
– Подозрение пало на посыльного Танджи. Аттестация из полка у него прекрасная, и никаких улик против него нет. Но у жены репутация плохая. Я думаю, она знает больше, чем говорит.
– Вы проследили за ней?
– Мы приставили к ней одну из наших женщин. Миссис Танджи пьет. Наша поверенная два раза разговаривала с ней, когда та была навеселе, но ничего не добилась.
– Насколько я слышал, у них была назначена продажа имущества с аукциона.
– Да, но долг был уплачен.
– Откуда они взяли деньги?
– Он получил свою пенсию, но вообще не заметно, чтобы у них были деньги.
– Чем она объяснила свое появление на звонки мистера Фелпса?
– Она сказала, что муж ее очень устал и она хотела помочь ему.
– Конечно, это подтверждается тем, что немного позднее он оказался спящим на стуле. Итак, против него нет улик, кроме репутации плохой жены. Спросили вы ее, почему она так спешила в тот вечер? Ее поспешность обратила на нее внимание констебля.
– Она запоздала и торопилась домой.
– Указали вы ей на то, что вы и мистер Фелпс были у нее на квартире раньше ее, хотя она вышла на двадцать минут раньше вас?
– Она объясняет это разницей в скорости между омнибусом и кэбом.
– Объяснила она, почему, придя домой, пробежала прямо на кухню?
– Потому что там у нее лежали деньги, которыми она собиралась уплатить долг.
– Однако у нее есть ответ на все. Спрашивали ли вы ее, не видела ли она кого-нибудь на Чарльз-стрит?
– Только констебля.
– Ну, вы, кажется, допросили ее достаточно подробно. Что вы еще сделали?
– В продолжение девяти недель следили за Горо, но безуспешно. Против него нет ни малейших улик.
– Еще что?
– Да ничего, никаких улик нет.
– Есть у вас какое-нибудь предположение, отчего звонил колокольчик?
– Должен сознаться, что теряюсь в догадках. Надо обладать большим хладнокровием, чтобы сделать такую штуку.
– Да, очень странный поступок. Очень благодарен вам за сообщения. Дам вам знать, если удастся разыскать виновного. Идем, Ватсон!
– Куда же мы отправимся теперь? – спросил я, когда мы вышли на улицу.
– Поедем к лорду Холдхерсту, члену кабинета министров и будущему премьеру Англии.
Нам посчастливилось застать лорда Холдхерста в его кабинете на Даунинг-стрит. Холмс послал свою визитную карточку, и нас сейчас же приняли. Государственный деятель принял нас со свойственной ему старомодной вежливостью и усадил нас в роскошные кресла, стоявшие по бокам камина. Стоя между нами на ковре, лорд Холдхерст, высокий, тонкий, с резко очерченным задумчивым лицом, с кудрявыми, преждевременно поседевшими волосами, казался олицетворением нечасто встречающегося типа истинно благородного вельможи.