Записки о Шерлоке Холмсе

– Советую вам рассказать все без утайки, – сказал я. – Полупризнание хуже, чем запирательство. Кроме того, мы сами уже кое-что знаем.

– Пусть же это будет на твоей совести, Алиса! – воскликнула мать и повернулась ко мне. – Я вам расскажу все, сэр. Не подумайте, что я волнуюсь потому, что мои сын причастен к этому ужасному убийству. Он ни в чем не виновен. Я боюсь только, что в ваших глазах и, может быть, в глазах других он будет невольно скомпрометирован. Впрочем, этого тоже быть не может. Порукой тому его кристальная честность, его убеждения, вся его жизнь!

– Вы лучше расскажите все начистоту, – сказал я. – И можете поверить, если ваш сын тут ни при чем, ничего плохого с ним не случится.

– Алиса, пожалуйста, оставь нас вдвоем, – сказала мать, и девушка вышла из комнаты. – Я решила молчать, но раз уж моя бедняжка дочь заговорила об этом, то делать нечего. И поскольку я решилась, то расскажу все подробно.

– Вот это разумно! – согласился я.

– Мистер Дреббер жил у нас почти три недели. Он и его секретарь, мистер Стэнджерсон, путешествовали по Европе. На каждом чемодане была наклейка «Копенгаген» – стало быть, они прибыли прямо оттуда. Стэнджерсон – человек спокойный, сдержанный, но хозяин его, к сожалению, был совсем другого склада. У него были дурные привычки, и вел он себя довольно грубо. Когда они приехали, он в первый же вечер сильно напился, и если уж говорить правду, после полудня вообще не бывал трезвым. Он заигрывал с горничными и позволял себе с ними недопустимые вольности. Самое ужасное, что он вскоре повел себя так и с моей дочерью Алисой и не раз говорил ей такое, чего она, к счастью, по своей невинности даже не могла понять. Однажды он дошел до крайней наглости – схватил ее и стал целовать; даже его собственный секретарь не вытерпел и упрекнул его за столь неприличное поведение.

– Но вы-то почему это терпели? – спросил я. – Вы ведь могли выставить вон ваших жильцов в любую минуту.

Вопрос, как видите, вполне естественный, однако миссис Шарпантье сильно смешалась.

– Видит бог, я отказала бы им на другой же день, – сказала она, – но слишком велико было искушение – ведь каждый платил по фунту в день – значит, четырнадцать фунтов в неделю, а в это время года так трудно найти жильцов! Я вдова, сын мой служит во флоте, и это стоит немалых денег. Не хотелось лишаться дохода, ну я и терпела, сколько могла. Но последняя его выходка меня совсем уж возмутила, и я сейчас же попросила его освободить комнаты. Потому-то он и уехал.

– А дальше?

– У меня отлегло от сердца, когда они уехали. Сын мой сейчас дома, он в отпуску, но я побоялась рассказать ему – он очень уж вспыльчивый и нежно любит сестру. Когда я заперла за ними дверь, у меня словно камень с души свалился. Но, увы, не прошло и часа, как раздался звонок и мне сказали, что мистер Дреббер вернулся. Он вел себя очень развязно, очевидно, успел порядком напиться. Он вломился в комнату, где сидели мы с дочерью, и буркнул мне что-то невразумительное насчет того, что он-де опоздал на поезд. Потом повернулся к Алисе и прямо при мне предложил ей уехать с ним. «Вы уже взрослая, – сказал он, – и по закону никто вам запретить не может. Денег у меня куча. Не обращайте внимания на свою старуху, едемте вместе сейчас же! Вы будете жить, как герцогиня!» Бедная Алиса перепугалась и бросилась прочь, но он схватил ее за руку и потащил к двери. Я закричала, и тут вошел мой сын, Артур. Что было потом, я не знаю. Я слышала только злобные проклятия и шумную возню. Я была так напугана, что не смела открыть глаза. Наконец я подняла голову и увидела, что Артур стоит на пороге с палкой в руках и смеется. «Думаю, что наш прекрасный жилец сюда больше не покажется, – сказал он. – Пойду на улицу, погляжу, что он там делает». Артур взял шляпу и вышел. А наутро мы узнали, что мистер Дреббер убит неизвестно кем.

Рассказывая, миссис Шарпантье то вздыхала, то всхлипывала. Временами она даже не говорила, а шептала так тихо, что я еле разбирал слова. Но все, что она сказала, я записал стенографически, чтобы потом не было недоразумений.

– Очень любопытно, – сказал Холмс, зевая. – Ну, и что же дальше?

– Миссис Шарпантье замолчала, – продолжал сыщик, – и тут я понял, что все зависит от одного-единственного обстоятельства. Я посмотрел на нее пристальным взглядом – я не раз убеждался, как сильно он действует на женщин, – и спросил, когда ее сын вернулся домой.

– Не знаю, – ответила она.

– Не знаете?

– Нет, у него есть ключ, он сам отпирает дверь.

– Но вы уже спали, когда он пришел?

– Да.

– А когда вы легли спать?

– Около одиннадцати.

– Значит, ваш сын отсутствовал часа два, не меньше?

– Да.

– А может, четыре или пять часов?

– Может быть.

– Что же он делал все это время?

– Не знаю, – сказала она, так побледнев, что даже губы у нее побелели.

Конечно, после этого уже не о чем было говорить.