Читаем Записки Обыкновенной Говорящей Лошади полностью

Естественно, сталинские пирамиды строились с привлечением рабского труда. На сей раз то был в основном не труд зэков, а немецких военнопленных. До сих пор на юго-западе, и не только на юго-западе Москвы сохранились дома гэбистов, которые сторожили заключенных-строителей. Считается, что и котлован для кооперативного дома Академии наук, где я живу, выкопали немцы-военнопленные. Меня это не трогает. Незачем было немецким воякам лезть в Россию.

Нравятся ли мне высотки?

Нет, не нравятся. На мой взгляд, их правильно назвали «тортами с кремом». Чистая эклектика.

Правда, не нравятся мне и американские небоскребы. Дважды побывав в Нью-Йорке, где вот уже сорок лет живет сын, я убедилась, что и нью-йоркские небоскребы безвкусны и крикливо-роскошны. И все же они отличаются от наших высоток в лучшую сторону: небоскребы были построены в богатой стране, наши высотки – в нищей. Поэтому и московские гиганты уже путинской эпохи, по-моему, куда уместней и лучше, чем их семь собратьев, возведенные в годы сталинщины.

Нельзя сказать, что во второй половине 1940-х и в два первых года 1950-х в Москве ничего, кроме высоток, не строилось. Немецкие военнопленные возвели сотни домов, в частности на Хорошевском шоссе и на других московских окраинах.

При Сталине построили многоэтажный Ленинский проспект. А до этого Большую Калужскую. Насколько я знаю, ее заселили гэбэшники. А в районе Ленинского проспекта на юго-западе столицы появились здания научных институтов, и вокруг них начали селить ученых-физиков, математиков, химиков и других представителей точных наук. «Богатым» академикам давали квартиры бесплатно, а доктора и кандидаты наук (победней) вступали в жилищные кооперативы Академии наук и получали вожделенную жилплощадь за деньги. И улицы в этом районе назвали именами ученых: улица Вавилова, улица Академика Петровского, Ломоносовский проспект, проспект Вернадского, улица Бардина, улица Ферсмана…

Советская власть явно придерживалась принципа римских императоров: «разделяй и властвуй». Посему в Москве так и повелось: физики живут на юго-западе, в районе Ленинского проспекта, лирики (писатели, киношники, художники) – в районе Ленинградского проспекта, между метро «Аэропорт» и метро «Сокол»…

И для военных создали специальный анклав в районе Волоколамского шоссе, Песчаных улиц, Хорошево-Мневников. Немецкие военнопленные построили там целый город похожих друг на друга зданий, и улицы назвали именами маршалов и генералов: проспект Маршала Жукова, проспект Маршала Василевского, улица Маршала Конева, улица Маршала Бирюзова, улица Маршала Вершинина, улица Маршала Баграмяна. И даже улица Маршала Тухачевского.

Впрочем, особо обласканные сталинской властью товарищи, будь то писатели или военачальники, художники или артисты, получали квартиры в пределах Садового кольца.

До сих пор дома, возведенные в конце 1940-х – начале 1950-х, именуются «сталинскими»; их считают престижными, солидными, добротными: толстые стены, лоджии, высокие потолки, большие парадные…

Я живу в сталинском доме, правда, в кооперативном… И не пристало мне его хаять. Ведь получение отдельной квартиры в этом доме, пусть за деньги, я считала и до сих пор считаю и чудом, и счастьем.

А теперь пора окончательно переходить к 1950–1960-м годам.

Нам всем известен день, когда начались эти 1950–1960-е. Они начались не 1 января 1950 года, а 5 марта 1953-го, когда умер Сталин. Довольно быстро к власти пришел новый царь – Никита Хрущев. Почти фольклорный персонаж.

Что осталось в памяти у большинства о его недолгом царствовании – с 1953-го по 1964-й?

Ворох смешных анекдотов и легенд о глупых Никитиных промахах. Никита, сняв с ноги башмак, стучал им на сессии ООН в США. Обещал за двадцать лет, то есть к 1980 году, догнать и перегнать Америку, а заодно построить в СССР коммунизм. Приказал сажать кукурузу и там, где надо, и там, где не надо. Орал на художественной выставке в Манеже: «Ослиным хвостом малюете…», «педарасы». Хотел отнять (правда, не отнял) у людей только-только полученные автомобили, гаражи и прочую частную собственность. Предлагал построить вместо деревень… агрогорода. И т. д. и т. п.

Ну а теперь посмотрим, что на самом деле совершил Хрущев.

На XX съезде партии, меньше, чем через три года после смерти Сталина, сказал с трибуны громко, на весь мир, что Сталин пытал и казнил невинных людей, гробил миллионы в концлагерях.

Фактически отменил «крепостное право», заведенное Сталиным. Дал паспорта крестьянам. И даже пенсию, пусть грошовую.

Уже в 1961 году, после XXII съезда партии, вынес тело тирана из мавзолея.

Мумию Ленина власть не может похоронить девяносто два года. Не хватает решимости. А у смешного Никиты хватило решимости выбросить из мавзолея Сталина.

Перечисляю дальше: именно Хрущев первым из генсеков стал ездить в Западную Европу и в США. И именно он пробил первую брешь в железном занавесе: разрешил простым гражданам турпоездки за границу. Пусть со многими оговорками, но разрешил.

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное