Записки одной курёхи

Но единственно подлинную самоотверженность в деле спасения загубленной девушки проявляла Елена Прекрасная. Это была миловидная, но крайне измученная на вид молодая женщина, опоясанная платком и таскавшая на спине младенца, как деревенская китаянка.

Эту Елену мучила мысль о том, что ее товарищи загубили девицу – и при этом ничуть не раскаиваются в содеянном. Елена была в числе тех, кто в том же девяностом году организовал общину хиппи в Оптиной. Рассказывали, бывший стритовый мэн Олег Анархист стал духовником коммуны, вставшей лагерем над озером вблизи пустыни. Став священником, он выкупал в церковной лавке богословские издания и нес к ребятам, разговаривал с ними. Эта Елена пыталась перевезти выпущенную из больницы нашу подружку в Оптину пустынь. Даже какую-то цепочку, что ли, выпросила у своей бабки фамильную – и на эти деньги то ли купила, то ли сняла для нее дом в ближней к Оптиной деревне. Но болящую не отпустили родители.

Помню, как-то раз эта самая Елена, черная от загара, явилась на Чистопрудный бульвар босиком, как Христос, и обличала народ:

– Знаю я вас! Инфантилы вы все! Японцы говорят: личность складывается до семи лет! А вам всем по шестнадцать! По восемнадцать! По двадцать! – Она показала на Буддиста. – Ты вообще уже дед! Вы все пропащие! Полюбили весь мир! А кто будет о близких заботиться?

Неторопливо и вальяжно подошел к тусовке муж Елены, рыжебородый, лысоватый в свои двадцать семь лет человек. Звал ее домой, пытался увести.

– Когда мне вот он говорит: я должен разобраться в себе, – показала она на мужа, – и идет тусоваться, а мы с ребенком сидим на одном рисе – это и есть ваше будущее! Такими вы будете в семье, в жизни! Засранцами! Ребенок орет от голода: молоко пустое, потому что мать две недели ест один рис! А мужик идет на тусовку! Чтоб гонять умняки юным фрилавщицам !

Изобразив на лице гримасу отвращения, муж Елены повернулся и пошел. Но она догнала его, схватила за руку и вернула на место:

– Слушай! О тебе говорят! Пусть все твои фрилавщицы знают! Знайте, да! Я ему говорю: наймись в совхозную контору сторожем! Помоги мне посадить картошку! Дом в деревне есть! Живи не хочу! Он мне говорит: «Ты мещанка!» А? Каково? Я ему: «У нас есть нечего!» А он мне: «Ты мещанка!» Вы все должны понять: мы приходим в систему, потому что у нас проблемы! С адаптацией! С психикой! Да просто с трудолюбием! И как они были – так они и остаются! А некоторые еще культивируют их! – Елена бросила взгляд на Ивана Кататоника, сидевшего здесь же. – И оставьте свои понты. Вечные разборки – пионер, олдовый … Вы пришли на тусовку, чтоб освободиться, – а тащите сюда советскую иерархию!.. Тусовочный зов – зов в никуда! Хотите проповеди свободы и бедности, братства – читайте Толстого, елы-палы!..

– Точно! – радостно закричали мы с Саней в два голоса. – Толстой был хиппи по духу! Франциск Ассизский тоже! Киники!

Это был единственный наивно-радостный вопль. Все остальные помалкивали.

Никаким печалям мы с Саней тогда не верили.