Записки офицера погранвойск, или - Муравейник (СИ)

— А если не захочет?

— А у неё заместитель зачем трётся рядом? Она ведь не только помогает, но и следит за огрехами. Если командир нарушит требование Зонги — её заложат моментально, чтоб занять командирское место. А если ещё и последствия будут отрицательными…

— Понятно. Лёша! Или командира, или её замка провоцируй. И веточку возьми, чтоб мамонтом не затоптали упрежь.

Пока обсуждали тактику действий. Посланец добрался до колонны и был остановлен вооружённым рабом. Обыскан и под конвоем доведён до кентавра, на котором восседала Ама-командир. Кентавр был одет по походному. Шлем, простая рубашка под кожаные латы с нашитыми металлическими бляшками. Налокотники, наплечники, поручи, большой лук, колчан за спиной, две рукояти мечей по обе стороны. Грозно смотрелся. Да и взгляд не сулил ничего хорошего. Огромный, по меркам человеческого и татаро-монгольского роста, лук держал в руках с наложенной на тетиву стрелой. Строго следил за пространством вокруг хозяйки. Всадница могла спокойно заниматься своими делами, не обращая внимания на выбор маршрута, место остановки и почву под копытами кентавра. Командирша восседала в кожаном седле, одетая в штаны и куртку из шкуры бизона. Темно-коричневая кожа была выделана до непромокаемого зеркального блеска. Кое-где висели сделанные из такого же материала вставки распушенной бахромы, а рукава куртки отвернуты наружу короткими обшлагами. За спиной Амы торчали рукояти двух гусарских сабель, а с обоих боков высовывались края наброшенного поверх ножен небольшого деревянного щита обитого металлом.

Ближе к задним бабкам кентавра к седлу приторочен чехол с копьём, колчан со стрелами и лук в чехле. Куртка женщины застёгнута на груди частыми и аккуратными ремешками. Посредине куртки — металлическая тарелка с орнаментом и рисунком, конусом наружу. На голове колпак с развевающимися ушами, как буденновка красноармейца. Широкий пояс с кинжалом и огромной бляхой серебристого цвета в центре, обшитый не менее большими «чешуйками» из светлой брони обнимал талию почти на бёдрах. Шлем небрежно болтался продетый на древко копья и замкнутый стальной застёжкой. На ножках (и каких ножках!) наездницы красовались мягкие сапоги такого же цвета как и остальные предметы одежды. Шпоры присутствовали, но совсем крохотные и тупые. Носок обувки был широк, высок и напоминал по своей форме индейские мокасины. В целом вид Амы и её транспорта говорил о том, что во главе угла удобство, рациональность и безопасность носителя обуви, одежды, оружия и головы на плечах. Кентавр судя по поведению готов был сам подохнуть под стрелами и мечами но хозяйку, как минимум, закрыть собой. Как максимум вытащить из возможной драки живой и невредимой. А заодно и перебить по ходу побольше желающих «отведать командирского тела».

Жуков появился на противоположном крепости берегу, когда раб женщины поставил вольного отпущенника татаро-монгол перед Амой на колени. Амазонка повернулась в профиль к тем, кто созерцал происходящее из верхней башни «внеземной пограничной заставы».

— Ух! Хороша же, стерва! — отметил старшина, наблюдая события через германский оптический прицел, присобаченный мастерами, ещё в союзе, к обычной СВДэшке.

Отвлечённые диалогом с обречённым посыльным пограничники не обратили внимания как преобразилась походка Жукова. Старший сержант двигался, как натуральный и довольный собой и окружающими урка, выброшенный только вчера с ментовской кичи. Отпущенный по донельзя ремень автомата болтался на шее вниз стволом, как ненужная золотая цепочка для понту. При этом рукоять со спусковой составляющей автомата находилась в непосредственной близости от засунутой в карман афганки ладони бойца. Спортсмен курил сигаретку небрежно сжимая белую трубочку зубами в уголке рта. В левой руке сержант, с видимым неудовольствием, волок перевязанный крест накрест брезентовыми ремнями здоровенную крышку от котла деда Ахмеда, в котором тот обычно делал плов для всего личного состава в воскресный день. Походка старшего сержанта танцевала немыслимый танец коронованной шестёрки блатаря с зоны. Ко всему прочему сквозь зубы Ляксей напевал и мугыкал: «Скоко я зарезал! Скоко — перерезал! Скоко душ невинных загубил!»

Оставалось только порвать на груди броник и показать зверскую татуировку из церковных башен, погоны на плечах и распальцовку с перстнями и пятью точками между основаниями большого и указательного пальца.