Записки офицера погранвойск, или - Муравейник (СИ)

Цена одного грамма шлихового золота на прииске в России не превышает одну тысячу пятьсот (1грамм — 35–40 доларов). И даже при такой, откровенно грабительской цене, без учёта стоимости жизни на севере добыча золота рентабельна, а старателей не гнушаются обирать при случае, особо напирая на запрет добычи драгметалла в России частными лицами».

— Санёк если просто туда попадём это триумф. Навечно в Кремлёвской стене после смерти и барельеф героя на родине.

— Да твоя макитра хрен куда полетит! У тебя зазоры в миллиметр! Вон у мерса десятые доли, а у монстра — целые.

— Сань это ж точка Лангранжа, там неведомое, как на той стороне Луны.

— И что? Вон, слетали пиндосы и всё — больше туда ни ногой на твою Луну.

— Давай, ё, лучше на Картынган слетаем, там заброшенный рудник есть, и золото намоем в отвалах. А ещё дядька говорил, что там мужик самородное месторождение отыскал, но его медведь задрал. Так и нашли самого кусками и с самородками в карманах. А где нарыл — обнаружить не смогли. Да как обнаружить? Территория как шесть Европ. А ты со своим Лагранжем. Мы вон ни хрена не знаем, что у нас за речкой после болота, а ему другую сторону солнца подавай. А дышать чем, космонавт?

— Сань, так эти ж были у нас и всё побросали, когда спускаемый аппарат упал в тайгу. А три скафандра подарили начальнику рудника, за то, что технику выделил. А на самом деле у них перегруз был — вот и выкинули из вертолёта. А я ему реактивный турбонаддув поставил в баньке от дизеля — десять минут и девяносто градусов при сухом паре, а за это он мне их и отдал.

— Отдал! Ты ему ещё летающий диск соорудил, который он за водкой в посёлок гоняет, а потом нам водку продаёт по весу песка на полигоне. Что, не мог братве подогнать? Да мы б тебе памятник в живом весе отлили бы и подарили бы за такое изобретение! Тоже мне — труженик! А план кто гнать будет? Марш на пушку породу промывать, астронавт! Придумывают тут разное, а потом Лагранжами прикрываются! Ты сюда лучше солнце приблизь. Холод собачий зимой. Чтоб и в январе можно было золотодобычей заниматься. А что нам на той стороне солнца делать, там, поди, и драгметаллы на баксы не принимают. А так монополия будет.

— Сань так воды натечёт столько, что смоет всех.

— Что ты несёшь, теоретик! Куда её понесёт — до края тепла, а там замёрзнет! Надо ж с умом на горке пологой греть. А костюмы как раз на себя наденем. Воду вниз на драгу пустим, смоем полгоры. В ней золота пятьсот грамм на тонну. За месяц — тонну возьмём втроём. И по снегу на санях свалим на юга. Сдадим чеченам по тысяче пятьсот за грамм. И в Сочи — загорать. Ну? Чо молчишь, Эйнштейн? — мечтал бригадир смены.

— В принципе это можно, только не интересно.

— Чего? А если мы на эти бабки нормальное оборудование купим, монстра подшаманим и слетаем в отпуске к твоему Лагранжу. Заодно и Луну облетим.

— Не, на Луну не хватит заряда, она в другой плоскости лежит.

— Ну, до тёмной стороны Солнца доберёмся?

— Сань по расчётам и доберёмся, и вернёмся.

— А сколько надо золота, чтоб твоего монстра довершить?

— Тонны я думаю, хватит.

— Сколько?

— Тонна, одна.

— Тогда так мыслитель, я подписываюсь, если только нам с Семёнычем тоже по тонне. Тебе на твои игрушки, а нам на пенсию и домик в Сочи. А-ха-ха, — ржали Семёныч с Саньком над сумасшедшими глазами оператора водяной пушки размывающей породу, которую подвозила гусеничная колымага тракториста.

Зима. Сочи. Гостиница.

— Ну, чо, поехали? — голос Серёжки-Левши был вызывающе бодр, и в выдохе полностью отсутствовала ночная алкогольная отработка.

— Куда? — с бодуна голова у Санька болела, мысли волоклись по полю извилин, как плуг по замёрзшему чернозёму, усеянному закопанными валунами. Семёныч моргал заплывшими глазами и пытался фокусировать взгляд, интеллект и конечности. Конечности после вчерашнего, слушались плохо. Старатели отдыхали вдумчиво и на совесть, не жалея ни себя, ни местных, ни денег. Вот они-то, родимые, и закончились. А до полевого лета надо было ещё дожить, купить билет до Магадана, чтоб прибыть вовремя на сбор артели в Картынган. «Живая вода» предусмотрительно обличенная в агрегатное состояние пива в бутылках из сумки «родственника Кулибина», существенно повысила тонус. Пространство гостиничного номера обрело резкость, стены и потолок перестали вертеться и падать на пол, диван обрёл устойчивость и мягкую негу комфорта. В зеркалах появились трудно узнаваемые родные рожи бригадира и тракториста.

— Как куда? На Картынган, вы ж сказали, что если по тонне, то согласны, — юный Леонардо пёр на пролом, как да Винчи на Святую капеллу в Ватикане…

— Ккой катттрырнган? Январь на носу — там счас минус пятьдесят и скаты, как стеклянные лопаются, — язык подло не слушался и пытался работать в разнобой с челюстью, мозжечком и горлом.