Записки охотницы

В курсе ли другие, чем я занимаюсь? Вполне возможно, даже наверняка. Глупо полагать, что таким как они может быть что-то неизвестно. Вот только, к сожалению, сама-то я не могу их видеть, но точно знаю, Москва — одна из основных точек сосредоточения бессмертных богов. Город как огромная резиденция с неограниченной территорией. Мощно.

Собственно, именно поэтому и держусь от нее подальше. Не хочу и не желаю пересекаться с кем-либо. Они сами сделали все, чтобы под корень уничтожить во мне преданность и верность. Что угодно — любой уголок мира, лишь бы не Москва. Так что именно поэтому я сейчас в Петербурге, хотя и тут, уверена, имеются их сторонники.

Хм, отлично. Я вовремя. Наша длинноногая брюнетка настолько увлеклась пиршеством, что даже не сразу замечает меня. Сидя сверху на парне, она с жадностью вцепилась в его лицо ногтями и, раскрыв посеревший от переизбытка энергии рот, склонилась над ним, давясь от удовольствия и клацая заостренными подобно пилы зубами. Живой, подобно змее раздвоенный язык, залезший парню в глотку, не добавляет приятных ощущений.

А это только то, что видит обычный человек. Обладай я прежними способностями, то смогла бы разглядеть в легкой дымке многолапую хвостатую дрянь, шершавая кожа которой сочится ядовитой слизью. При попадании на кожу она и парализует жертву.

Полуночницы, терпеть их не могу. Поймать за руку сложно, орудуют по ночам (логично, правда? — полуночницы же), да и свидетелей за собой не оставляют. Эти энергетические вампирюки, преимущество женщины, куда умнее обычных озлобленных духов. Последние никогда не заботятся о запасных путях отхода, оставляя за собой хлебные крошки из кровавых следов.

Эти же барышни кормятся тихо и незаметно, высасывая из жертвы энергию, после чего стирают им память и отправляют восвояси. В большинстве случаев, при слишком сильной выкачке, ослабленные бедолаги так и не приходят в себя. Нередко заканчивают в психбольницах или вовсе сводят концы с концами.

Именно благодаря сводкам из новостей я и вышла на эту пиявку — за последние пару месяцев несколько самоубийств в центральном районе. Мне непонятно только одно — почему всем так по вкусу мосты? Неужели нельзя банально прыгнуть с крыши? Зачем очернять городскую достопримечательность?

— Эй, дрянь! — привлекаю ее внимание.

Стриптизерша подскакивает на ноги, словно ее шпаранули оголенными проводами. Винтики в голове только-только начали закручиваться, но это не мешает вертихвостке-дьяволице кинуться в мою сторону, сверкая намалеванным маникюром со стразами. Внешность обманчива, но я-то знаю, что на самом деле представляю собой эти ноготки-скальпели, способные искромсать тебя на куски.

Изящно, насколько это можно вообще сделать на каблуках, уклоняюсь и пропускаю ее буквально в сантиметре от себя. Стекающая с тела невидимая слизь хоть и не убьет бессмертного, но на несколько недель обеспечит неприятный зуд. Замучаешься обмазываться кремами. Лучше избегать тесного контакта.

Стриптизерша уже готова к новой атаке. В ее глазах отчетливо читается недоумение. Она чувствует, что что-то со мной не так, вот только понять не может что именно. Ну, мне это только на руку. Вести светские беседы я точно не собираюсь.

Мой локоть прилетает ей по уху, на мгновение оглушая. Следом удар ногой под коленную чашечку. Ух, больно, наверное. Брюнетка визжит. Затыкаю ей рот рукой. Никакая музыка не перебьет такой вопль, а нам свидетели ни к чему.

Что-что, а бойцы из этих пиявок никакие, так что уложить ее на лопатки не составляет особых трудов. Навалившись всем телом, окончательно лишаю попыток к сопротивлению. Мой каблук впивается ей в руку, пригвождая к полу (прости, вот это я не специально, представляю как больно!), а катар уже несется вперед в предвкушении расправы.

Ни крови, ни шума. Она даже боли почувствовать-то не успела. Копье валькирии дарит самую легкую из возможных смертей. Сеточка трещин, подобно сухой глине, покрывает распластанное тело. Затем трещины становятся больше, а кожа иссыхает, пока в какой-то момент просто не рассыпается. От танцовщицы остается лишь горстка песка по форме силуэта.

Растираю след ногой и подхожу к пареньку. Он все еще в парализованной отключке, стучись — не стучись в себя не придет. Но мавка не успела высосать его досуха, так что есть шансы, что оклемается. Прячу катар обратно в рюкзак, недовольно потираю обожженную от слизи ладонь и выхожу в коридор, прикрыв за собой портьеру. Здесь я закончила, а с парнем пускай разбирается местная администрация.

Не оборачиваясь и не прощаясь, выхожу из стриптиз-бара. Рассветает, Петербург поспешно накрывает новый день. Сна ни в одном глазу, кто бы сомневался. Ну и бог с ним, прогуляюсь вдоль набережной. Хорошо живу недалеко. Дома в центре стоят, конечно, недешево, но тот, у кого за плечами не одна прожитая сотня лет, может позволить себе подобные расходы.