Записки опера, или Оборотни из военной разведки

— Знаешь, Николай, — заметил он, — я понял одно в этой авантюре: некоторое крупное чиновничество в Москве кровно заинтересовано поддерживать войну, потому что оно делит навар с нефтяными королями. Заметь, бомбили практически всю республику, а завод по переработке тюменской нефти и другие промыслы ни федералы, ни абреки не тронули. А вот другой парадокс этой войны: идет сеча, а деньги, большие деньги, систематически направляются на какое-то строительство. Какого черта восстановление! Что и как можно строить при бойне? Вот где взрывами списываются деньги налогоплательщиков и расползаются по грязным карманам.

— Ты прав, Володя, но я вижу еще один феномен. Это первая война, которая в печати, на радио и телевидении показывается соотечественникам глазами и голосами врага — вооруженных до зубов и геройски воющих сепаратистов. Солдаты и офицеры — сыновья простых граждан РФ — изображаются уродами, вампирами, рохлями. СМИ их просто размазывают, тогда как об истинных инспираторах войны молчат.

— Кто платит, тот и заказывает музыку… — вставил генерал.

— Я думаю, это не просто солидарность неких изданий и телеканалов из-за финансовой зависимости их от «денежных мешков», в том числе и противной стороны. Это показатель также дикого кризиса нашего общества, а не наличия свободы слова.

* * *

Сын Николая вернулся с войны живым и без ранений, чего не скажешь о психике и нервах. Он больше молчал, жаловался на цветные сны, в большинстве случаев с кровавокрасным фоном и видения «футбола» с человеческой головой вместо мяча.

О его поведении на войне больше рассказывали сослуживцы, считая, что с ним в разведку можно было идти в любую минуту. Такая оценка сына — высшая награда для отца!

Глава 22 Слово памяти о первом начальнике

Мужество — добродетель, в силу которой люди в опасности совершают прекрасные дела.

Аристотель

Багаж почти двухлетнего опыта, наработанного во Львове после окончания Высшей школы КГБ при Совете министров СССР, был для Стороженко стартовой площадкой для всей последующей работы в органах госбезопасности. Если влияние его наставника майора Деева он оценивал как тактическую основу, то уроки первого оперативного начальника отдела генерал-майора Николая Кирилловича Мозгова были для него стратегической линией не только в службе, но и во всей последующей жизни.

Доклады для оперативных совещаний генерал готовил сам, толково излагая аналитическую фабулу оперативного процесса подразделения с успехами и просчетами каждого военного контрразведчика. Он никогда не устраивал разносов. Был всегда предельно корректен и конкретен в оценке работы того или иного офицера-оперработника. Брак в работе называл «лихорадкой навыворот: он начинается жаром, а кончается холодом». Любил образные слова. Так, нерадивых сравнивал с человеком, несущим работу, как дохлую собаку. Запомнился с тех пор его афоризм о болтунах — «Меч и огонь менее разрушительны, чем болтливый язык».

Генерал жил в коллективе и коллективом. На физподготовку приходил рано, до работы. Со всеми офицерами бегал на равных, разминался и играл в волейбол. Однажды во время игры один из перворазрядников-волейболистов мячом попал генералу в лицо. Удар был такой силы, что тот еле устоял на ногах, брызнули слезы и, наверное, посыпались искры из глаз. Но он достойно отыграл игровое время и даже намека не сделал обидчику.

Как-то генерал Мозгов пригласил Николая в кабинет и, положив руку на плечо, по-отцовски тепло спросил:

— Ну, как, сынок, служится? Слыхал, слыхал, что вписался в коллектив. Молодец! А я вот не молодец — квартиру пока тебе не могу выбить. А какова же служба без собственной крыши?! Трудно, небось, с лейтенантской зарплатой? И заначку не отложишь. Мне о твоей квартирной проблеме говорил начальник сектора полковник Зотов. Да и кадровик напоминал наш — полковник Забродин.

— Ничего, товарищ генерал. Пока терпимо, крыша над головой есть — дождь не льет, — искренне ответил Стороженко.

— Мне нравится твой ответ. Мужской он, взрослый. Однако есть вариант: пришла разнарядка в Венгрию. Поедешь? Там чекистская практика приближена к боевой. Да и материально полегче, — продолжал разговор Николай Кириллович.

Николай дал согласие и в последующем не жалел. (Подробно этот период службы описан в книге «Оборотни из военной разведки». — А.Т.)

* * *

Прошло два десятка лет после той беседы во Львове с генералом Мозговым. Николай уже работал в центральном аппарате военной контрразведки и узнал, что Мозгов после выхода на пенсию переехал в Москву. В конце 80-х они встретились на юбилейном вечере в честь очередного Дня Победы в клубе им. Дзержинского. Стороженко сразу же узнал его по прищуру все еще живых, не подернутых возрастной усталостью глаз, всегда смело глядевших на собеседника.

— Здравия желаю, товарищ генерал! — привычно по-военному обратился Николай к нему.

— Здравствуйте, товарищ полковник. — заулыбался Мозгов.

— Вы меня узнали?