Записки орангутолога

Селекционеры продают породных шлейфовых гуппи. У самцов такие длинные хвосты, что рыбешки еле плавают. И все рыбки посажены в отдельные круглые колбочки, у которых задняя сторона плотно закрашена черной масляной краской. В таких сосудах товар смотрится особенно эффектно. В одних колбах одинаковые, словно штампованные рыбешки синей окраски, во второй — сплошной пурпур, в третьей — лимонная желтизна. Выбирай из любой на свой вкус. Но это товар для знатоков и поэтому стоят такие элитные гуппи недешево.

На соседней стойке все стенки аквариума усажены мельчайшими, плотно прижимающимися друг к другу, словно тараканы за теплой печкой сомиками-присосками. А в изолированном отделении того же аквариума сидит в качестве рекламы их двадцатисантиметровый усатый папаша — черного цвета красавец, с мордой, сплошь покрытой бородавками и бахромчатыми выростами.

Пестрят крохотными сине-зелеными светодиодами аквариумы с мальками неонов. А в одном сосуде сплошное мелькание — это перламутровые гурами и разноцветные петушки всплывают на поверхность глотнуть свежего воздуха и затем вновь уйти на глубину.

А вот, словно гауптвахта для моряков — в аквариуме мечутся с полсотни данио-рерио и неторопливо скользят столько же мальков скалярий.

Некоторые торговцы специализируются на совершенно недоступных по ценам экзотическим видам. Вот самые красивые рыбки — дискусы. Они размером с небольшого леща, круглые и пестрые, как ковер. Говорят, дискусы настолько умные, что даже узнают своего хозяина. Вот пиранья. Маленькая, как плотвичка. Совершенно нестрашная, но продавец все равно уверяет (наверное для того чтобы поднять цену), что она может откусить палец. А вот рыба-многопер (тогда, в пятом классе, я думал, что он почти что латимерия). А на этом месте всегда стоит дядька, торгующий карликовыми гуппи, которые раз в пять меньше нормальных сородичей, но так же пестро окрашены. Он специально этих крошек поместил в аквариум размером со спичечную коробку. Стоят они очень дорого. Говорят, для того, чтобы они всегда оставались такими микроскопическими, «рыбовод» этих гуппи еще мальками помещает у задней стенки телевизора — облучает. И они не растут.

Кроме рыб в рыбных рядах попадаются и другие водные животные. Плавают крохотные черепашки. Они не больше пятачка, совершенно очаровательные и не хочется думать, что с ними придется делать и в чем держать, когда эти рептилии вырастут до размеров суповой тарелки.

Мужик продает пресноводных креветок: прозрачно-кремовых, с красноватыми и синеватыми перетяжками на тоненьких клешнях, с глазками на стебельках — как головки спичек. Наверное с вечера наловил их в прудах у Электростали. Говорят, что местные жители, не такие предприимчивые как он, ловят этих креветок, но не везут продавать в Москву, а просто варят к пиву.

Вот еще один купец продает самцов тритонов. Они красивы, как тропические рыбки, но я и сам могу их наловить — они водятся в любом пруду.

А это что? Большая трупного цвета сарделька с хвостом, как весло, маленькими лапками и крошечными бессмысленными цинковыми глазками. А еще с каждой стороны головы будто по три рога — наружные жабры. Да это же аксолотль! Я про него в книжке читал. Живет в Америке, в болотах, а когда водоем пересыхает превращается в аблистрому. Так она, по-моему, называется. Вот бы попробовать его превратить. И стоит всего 60 копеек. Правда, на них я рассчитывал купить двух мальков скалярий. Но ничего, в другой раз. Скалярии подождут.

— Дяденька, а чем его кормить? — спросил я продавца, протягивая ему полтинник и гривенник.

* * *

Я позвонил. Дверь открыла мама. Я не в силах сдержать радости, прямо с порога объявил о своем новом приобретении.

— Мам, смотри, что я купил, — сказал я с восторгом и аккуратно достал из-за пазухи пол-литровую банку, в которой словно давно заформалиненный и от этого обесцветившийся экспонат зоологического музея лежал аксолотль. Еще большее сходство с неживым экспонатом придавало аксолотлю его полная неподвижность.

— Ну, это еще ничего, — сказала мама. — Это не хомяк и не летучая мышь, и не желтопузик.

Я вспомнил, как она встретила мое появление, когда я зимой от приятеля принес хомячка. Дома я достал из кармана варежку. Из варежки сначала показалось усатая мордочка, а потом вылез и весь маленький золотистый зверек.

Мама с криком: «Ой, крыса!» отскочила на середину комнаты и оттуда с опаской стала наблюдать за зверем.

Хомячок от ее крика подпрыгнул, полетел вниз и я едва успел его поймать над самым полом.

Потом раздеваясь, я объяснял маме, что это вовсе не крыса, а ласковое домашнее животное и что оно теперь будет у нас жить. У моего однокашника Генки родились хомячата и он, расщедрившись, одного подарил мне.

Хомячок был хорошим зверьком, только очень нервным. Обычно, придя домой из школы, я доставал его из клетки и пускал погулять по квартире. Но стоило мне сделать какое-либо резкое движение или, не дай Бог, что-то уронить, как зверек оттопыривал вверх уши, скакал по всей комнате, словно заяц и мне стоило больших усилий его успокоить.