Записки от первого лица

Жила она на улице Герцена, в центре города, так что два часа на дорогу из МГУ до дома и обратно можно было считать потерянными. По дороге от метро к ее дому к нам подошел парнишка. Он был повыше меня и одет по тогдашней моде в короткое серое пальто. По-блатному растягивая слова, он сказал: «Ну, здравствуй, Та-ню-ша». Слегка смутившись, она представила нас друг другу. Я узнал, что это Гарик из Ростова. То ли баянист с турбазы, то ли роялист из консерватории. За давностью лет воспоминания притупились. А вот то, что музыкант нарывался на драку, я помню, но после перенесенного на зимних каникулах стресса мне не хотелось в нее ввязываться, и я ушел, оставив их друг другу. Назавтра была последняя общекурсовая лекция по истории КПСС, и на ней надо было поприсутствовать.

Дело в том, что у геофизиков и лекции, и практические занятия вела дама, которая особо активным учащимся ставила пятерку автоматом, то есть студент получал оценку «отлично» и не приходил на экзамен. Но для того, чтобы попасть в эту привилегированную когорту, необходимо было сделать пару докладов на семинарах и как-то проявить себя на лекциях. До сих пор мне это удавалось, и я был избавлен от зубрежки трудов классиков марксизма-ленинизма.

Перед лекцией Татьяна подошла ко мне и сказала, что Гарик уехал. Мне это было не очень интересно, волновали другие проблемы. Когда же после второго курса на крымской практике мы близко сошлись, она, к моему удивлению, оказалась не совсем невинна. Гарик был к этому причастен и, видимо, поэтому на правах «первопроходца» и лез в апреле в драку.

Необходимо отметить, что отец Татьяны, полковник, работал на военной кафедре физического факультета МГУ. Он был неплохим преподавателем, написал несколько книг. Одна из них, под названием «Импульсные схемы РЛС», популярна и сегодня. В честь 50-летия образования СССР он был награжден орденом Боевого Красного Знамени. Во время войны Владлен Григорьевич закончил военное училище и служил под Новороссийском. После войны он женился на служившей в тех же местах Марии Ефимовне Власенко. У них родилась дочь Татьяна, ставшая моей первой женой.

Практика третьего курса отличалась от прошлогодней тем, что у геохимиков часть ее проходила на комбинате в Архызе, а у геофизиков геофизическая и буровая практика – на том же полигоне в Крыму. Татьяна написала мне, что зашла как-то на местный рынок и купила паюсной (вяленой) черной икры и воблы, а затем отправила мне посылку с этими деликатесами. Вскоре мы ее получили – в ней было килограмма полтора паюсной черной икры, а остальное – отборная вобла. Часть икры пришлось привезти в Москву – мы не смогли ее съесть, такая она была сытная, а вобла ушла под пиво вся. Пишу это для того, чтобы было понятно, что в то время природа была щедрее к людям. В 1970 году, на пятом курсе, сокурсники почти все переженились, поженились и мы с Татьяной, и она взяла мою фамилию.

Подошло время распределения на работу. У геофизиков было даже право выбора. Правда, вариантов было всего два и оба не очень: Якутск или Магадан. Я был совершенно спокоен, поскольку знал, что на меня есть заявка из Института физики Земли АН СССР, где я и делал дипломную работу. На распределение шли по успеваемости, и я был в числе первых. Однако кафедрой геофизики заведовал профессор Федынский, одновременно он был министром геологии СССР. Видимо, он должен был блюсти и интересы подначального ему ведомства.

Наша классная дама, Татьяна Ивановна Облогина, пригласила меня на комиссию и, когда я вошел, дала мне краткую характеристику. В конце весьма лестной для меня речи она сказала, что я достоин того, чтобы трудиться в Академии наук. Федынский спросил меня, согласен ли я там работать. Я ответил, что да, согласен. И тут он нарушил сонную атмосферу комиссии, сказав, что как заведующий кафедрой и как министр геологии он гарантирует мою поездку хоть в Магадан, хоть в Якутск и никуда больше.

В то время не подписавшего распределение лишали диплома. Мне было все равно, где работать, но я не люблю, когда на меня давят. И я, сказав членам комиссии, что плевал на их диплом, вышел из комнаты, где они заседали. Народ не очень-то подходил ко мне, каждый переживал за свою судьбу. Я понимал ребят и поэтому не уехал, да и обещал после распределения пойти с ними в кабак.

Система работала слаженно и четко, не помогали ни слезы, ни угрозы. В результате 11 человек подписали Якутск, а 6 человек – Магадан. Мой друг Боря Шейн подписал Якутск, откуда через пару месяцев его забрали в армию. Служил он офицером в Кяхте – это вообще край земли. Отслужив два года, вернулся в Москву, устроился инженером в Институт океанологии и как минимум три года вычеркнул из жизни.

Но вернемся к распределению. Когда все геофизики побывали на комиссии, вышла Татьяна Ивановна, молча взяла меня за руку и повела обратно. Снова пробарабанила мою характеристику и добавила, что на меня есть заявка из Академии наук. На этот раз вопросов не возникло, Федынский благосклонно кивнул головой, и я был распределен в Академию наук.