Записки отшельника

Иначе нельзя все это объяснить, как желанием поколебать заблаговременно и всячески авторитет тех самых Восточных Церквей, от которых мы получили свет Православия и у которых, как я выше сказал, есть вековые привычки и предания независимости.

Какая-то неуместная боязнь за наше будущее влияние на Востоке; за нашу власть в случае скорого разрешения нами Восточного вопроса (он верил в это разрешение), какое-то опасение препятствий, вроде тех, которые оказывали на Западе папы римские светским властям... Церковь "не от мира сего"; пусть учит детей; пусть совершает таинства; пусть говорит проповеди, благословляет знамена и... довольно с нее! Пусть остается все так, как сложилось у нас со времен Петра и как сложилось позднее в Греции, Сербии, Румынии. Чувства православные надо поддерживать; уставы соблюдать; в догматы верить; молиться надо; надо духовенство почитать; надо Православие любить всем сердцем... Но переустроивать даже и в пределах, допускаемых прежними примерами, древними — не надо; не только не надо централизовать Восточную Церковь, не только не нужно созидать ничего дальнейшего (того, что возможно без нарушения прежнего); но полезно даже заранее поколебать те древние опоры, которые могут, при благоприятных условиях, еще более вознестись и расшириться в основаниях.

Эти опоры, эти центры (эти, по-моему, места запасов, фокусы[6] православной силы) — Патриархаты Востока. Их поэтому надо компрометировать, ослабить, унизить, и одно из самых верных средств для подобной цели — это поддержка во всем и везде всех тех неважных племен православного исповедания, которые где-нибудь и как-нибудь сталкиваются с греками, (по праву!) преобладающими на Востоке, болгар, арабов, Муркоса, грузин на Афоне. По поводу дела грузинских монахов на Афоне я нынешним летом заметил в "Моск. вед." даже такого рода стилистический оттенок: "грузинские иноки, теснимые греческими монахами!" Это почему же? Почему не греки-иноки и не грузины-монахи? (Не помню, жив ли в то время был Мих. Никиф. или уже скончался; но это его дух, его метода.)

Ну а когда мы, русские, в чем-нибудь национальном грузинском начнем стеснять этих грузин, не во имя чистого Православия, а во имя только чего-нибудь русского — это не беда? Тогда мы будем иноки, а уж грузины станут, верно, монахами?

Мне даже мерещится, как будто не так уже давно "Моск. вед." несколько сочувственно относились к самому султану в его последней борьбе с Вселенской Патриархией. Боюсь ошибиться... Кто знает: быть может, это только игра моего воображения, подозрительно с этой стороны настроенного; однако мне все кажется, что я, пораженный коварной заметкой, вырезал и спрятал ее, но так далеко, что не могу теперь ее найти... Неужели это какой-то сон? Очень трудно судить решительно о мнениях писателя, которого газетные статьи еще не собраны в книгу... А думать о Каткове хочется... Хочется самому себе уяснить его совершенно особую, исключительную роль в нашей новейшей истории. Забыть его нельзя; и свет, и тени были так резки в его духовном образе. И заслуги его, и неприятные качества, и доблести гражданские, и грубые ошибки — были так крупны, так велики, что долго, очень долго он будет невидимо жить во всех нас... Мы все ему неоплатно обязаны, но... Все-таки... Когда мы хотим идти по стопам великих людей, совсем не нужно "плевать и кашлять, как они!". И если моя "вырезка" не фантазия подозрительности, а факт, то разве это не вредный остаток какого-то революционного, западного недуга, находить, что султан есть представитель дикой "орды" тогда, когда против него незаконно бунтуют его вассалы и подданные (единокровные нам), а когда против него же отстаивает некоторые свои права единоверный (но не единокровный) нам Патриарх, — писать о том же султане сочувственно и поучительно, как о лице не только царственном, но и в этом деле вполне правом?

Вот то-то и дело, что тут вовсе не чувствительность в политике, Каткову не свойственная, не защита "угнетенных", а нечто гораздо более государственное по скрытой идее; хотя по существу своему ошибочное и даже в ошибочности своей очень вредное и опасное.

Вообще Катков был великий практик, но что касается до теории, то нужно быть действительно французом, чтобы озаглавить свою статью, как "Фигаро" — "Теории Каткова".