Записки партизана

Перед штабом в это время встал также вопрос о продовольствии. Неоднократно проводимая нами реквизиция скота в занимаемых волостях окончательно истощила его запасы, кроме того, не один десяток тысяч голов был угнан в течение года белогвардейцами.

Было дано распоряжение отрядам местностей, занятых белогвардейцами, захватить все пасущиеся стада. Командир 1-го эскадрона Прохоров через три дня доставил в Тасеево около двух с половиной тысяч голов скота.

Когда совнархоз получил достаточное количество собачьих шкур, среди партизан и местного населения мобилизовали всех портных для организации пошивочной мастерской, а также катальщиков — для катания валеных сапог.

Из собачьих шкур шились брюки и френчи вверх шерстью. Через 3—4 недели некоторые эскадроны были одеты в эту новую одежду, и глядя на них, непосвященный не понимал, что такое движется. К наступлению же морозов мы хотя и не вполне удовлетворительно, но почти все были тепло одеты.

За этот же промежуток времени нужно отметить один выдающийся бой. Противник атаковал Топол, где находился батальон под командой Емельяшина^{42} (человек 200). Этот пункт был хорошо нами укреплен. Противник решил на этом участке прорвать наш фронт. В последних числах октября отряд противника в 2000 человек, при двух орудиях, под руководством помощника командующего Енисейского района, объезжавшего в это время фронт, окружил деревню Топол. Наш батальон под командой Емельяшина принял бой. Но пока еще кольцо не сомкнулось около Топола, Емельяшин успел послать донесение в Борки (в 12 верстах от Топола), где находились наши главные силы. Мы решили охватить белогвардейцев со своей стороны кольцом. Этот маневр закончили к вечеру. К этому времени противник успел разрушить только несколько домов и, заняв несколько крайних, зажечь их, но выбить из окопов батальон не смог. Часам к восьми противник был уже отражен, потеряв много убитыми и ранеными. Потери с нашей стороны были небольшие, но был ранен член армейского совета тов. Бабкин.

П. А. Астафьев.

В октябре нашим товарищам, стоящим на правом берегу Енисея, удалось завязать связь с противником, находящимся на левой стороне Енисея в деревне Казачьей, и переправить туда наши воззвания, газеты. Под влиянием нашей агитации солдаты арестовали своих офицеров, и под руководством наших, ранее конспиративно действовавших товарищей, весь гарнизон в количестве двух рот при нескольких пулеметах перешел на нашу сторону.

В ноябре белогвардейцы, подкрепив свои гарнизоны, решили произвести наступление на один из занимаемых нами участков. Узнав об этом, мы, не дожидаясь подхода противника, решили дать ему бой в пути. Наступающий отряд был численностью около двух с половиной тысяч: тысячи полторы пехоты и целиком 1-й Иркутский казачий полк.

Наши, окопавшись верстах в двух за деревней Уликоль в снегу, начали бой. Противник открыл артиллерийский огонь. Нами у озера Уликоль на одной сопке была сделана засада из трех кавалерийских эскадронов. Когда завязался бой, среди белых началась паника, и наши три эскадрона отрезали у противника группу человек в 300. Бой дошел до рукопашной, но у противника на другой сопке в засаде был целый казачий полк, и когда наши, захватив еще человек 100, погнали их в тыл, засада белых открыла огонь из пулеметов, поражая как наших, так и своих. Мы понесли потери — 15 партизан и двух командиров эскадронов. Разобравшись, однако, в чем дело, все же угнали человек 100 пленных в тыл и вынесли своих раненых. Противник немедленно отступил, и все трофеи на этом поле битвы были нами подобраны. Такие военные операции продолжались до самого конца.

Одновременно продолжалась и организационная работа. В ноябре был созван 2-й армейский съезд, на котором я не участвовал, так как лежал больной тифом. Этот второй съезд мало чем отличался от первого, разве только тем, что идеи внутренней демократии на нем были выявлены несколько сильней.

К декабрю противник ослаб не столько количественно, сколько морально, и ни к каким боям уже не был способен. Наши действующие отряды в течение двух недель сняли все гарнизоны. Противник от Шеломков отступил. Рождественские и абанские гарнизоны сдались при первом нашем наступлении. Почти каждый день приносил нам известия о сдаче того или иного отряда. Солдаты мокрушинского гарнизона арестовали 15 офицеров и только двух привели в наше распоряжение, а остальных уничтожили сами, по их словам, «как негодных». Происходило полнейшее разложение.

Мы подтянули нашу армию к Канску, и армейский совет устроил свою резиденцию в Курайской волости, в селе Курае, верстах в 60-ти от Канска. Отряды же были расположены верстах в десяти от него. Тогда стали разрабатывать план наступления на Канск.