Записки партизана

Славину было лет тридцать пять. Небольшого роста, щуплый, худой, он казался особенно слабеньким и даже хилым среди своих здоровяков-бойцов. Но за Славиным были многие месяцы партизанской борьбы. Мы знали: трудно найти второго такого командира, как Славин. Он был ловок и храбр: рассказывали удивительные вещи о том, как проскальзывал он под самым носом у немецких часовых. При всей своей тщедушности, он был на редкость вынослив: легко переносил голод и стужу. Был прекрасным стрелком. А главное — опытным, волевым, инициативным командиром. Его любили и беспрекословно слушались. В боевой обстановке Славин был строг, требователен, неумолим. Все бойцы его знали: при расчетах с гитлеровцами маленькая рука командира становится очень тяжелой.

Первым взводом у Славина командовал Кирилл Степанович — потомственный черноморский казак и старый рыбак. До войны он работал председателем Совета Старо-Титаровской станицы. Ему было лет под шестьдесят, но он был кряжист и крепок, а его могучие плечи были так широки, что даже при своем немалом росте он казался квадратным.

Третьим взводом командовал Дубинец, уроженец Анапы. Он прожил на свете сорок с лишним лет и прожил интересно: плавал матросом по Черному морю, рыбачил, дрался с контрабандистами. Война застала его на должности помощника начальника анапского торгового порта. Живой, подвижный, веселый, Дубинец был горяч и вспыльчив. Он был замечательным рассказчиком, хотя подчас трудно было уловить, где в его рассказах кончается правда и где начинается вымысел. Он владел каким-то особым секретом располагать к себе молодежь, и молодые ребята души в нем не чаяли. Казалось, стоит шепнуть Дубинцу слово — и они без раздумья пойдут за ним на смерть.

Командиром четвертого взвода был Семенцов, бывший заведующий районным земельным отделом. Страстный охотник, он исколесил Тамань вдоль и поперек и знал в ней чуть ли не каждую тропу и каждую лощинку. С первого взгляда он производил впечатление несколько простоватого казака. Но это только с первого взгляда. В действительности Семенцов был, бесспорно, умен, хитер, изобретателен. Гитлеровцев ненавидел лютой ненавистью.

Ближе всего я сошелся в эти дни с Бережным — командиром второго взвода партизан-десантников.

Впервые мы встретились с ним у меня дома. Он позвонил по телефону и попросил разрешения зайти: ему хотелось поговорить о нашем отряде, о диверсионной работе, об устройстве мин, изобретенных моим старшим сыном, Евгением. Еще до прихода Бережного я кое-что слышал о нем. Он вел свой род из станицы Варениковской, которая была все еще там, за «Голубой линией». В годы гражданской войны, когда ему было лет семь, бандиты белогвардейского генерала Покровского запороли насмерть его отца-фронтовика, смело выступавшего против богатых кубанских куркулей. Потрясенный смертью отца, мальчик убежал из станицы. Года два он беспризорничал, побывал и на Урале, и в Сибири, и в Средней Азии, но все же потом вернулся домой: ему очень хотелось учиться, он стосковался по матери, по родным местам.

Бережной был настойчив и одарен. В год начала войны ему минуло тридцать лет. Молодой коммунист, он был уже руководителем кафедры иностранных языков одного из высших учебных заведений. Английский, французский, а особенно немецкий языки он знал в совершенстве. Его последняя научная работа по сравнительному языкознанию вызвала большой интерес. Бережного приглашали в Москву и прочили ему блестящую будущность.

С первых же дней войны он ушел в армию, хотя мог бы спокойно продолжать свою научную работу. Он стал офицером-танкистом, участвовал в жестоких боях. Был кавалером трех орденов. Тяжелое ранение заставило его уйти из армии. И вот теперь он снова хотел воевать.

С первой же встречи Бережной мне очень понравился. Высокий, статный, сильный, он казался мне образцом мужской красоты. Все в нем было привлекательным: его лицо, спокойное, чистое, с высоким лбом и резко очерченным подбородком; его умные, серые глаза; гибкая мускулистая фигура спортсмена; низкий голос, неторопливость рассчитанных движений. Это был на редкость собранный, цельный человек. Я никогда не видел, чтобы он спешил, суетился, нервничал. И ни разу не замечал, чтобы он опаздывал.

— Мой девиз: «Не тороплюсь, но успеваю», — шутя говорил он.

Бережной не признавал необдуманных суждений и никогда не спешил высказать свое мнение, если полностью не был убежден в его правильности.

Помню, в первую же встречу я спросил, в чем секрет его успехов: как случилось, что станичный хлопчик и недавний беспризорный стал профессором, руководителем кафедры.

Бережной внимательно посмотрел на меня, подумал и спросил:

— Скажите, вам приходилось когда-нибудь в детстве играть в футбол босиком?

— Нет, — отвечал я, удивленный его вопросом.