Записки партизана

На ТЭЦ все еще восстанавливали обреченный котел. На маргариновом заводе вырабатывали все тот же прогорклый шпейзефет. Локомобиль время от времени выходил из строя. Нерушимо стояли баки с «отравленным» маслом и «заминированным» мылом. В механических мастерских никак не могли справиться с деталями для компрессоров. Тлело хлопковое семя в силосах. И все так же неторопливой походкой бродил по комбинату Гавриил Артамонович Шлыков, постукивая своей дареной палкой. После ареста Лысенко он сутулился еще больше. Среди рабочих поговаривали о том, что в гибели Свирида Сидоровича замешан Шлыков…

Наступил канун 1943 года.

Когда стрелка часов остановилась на цифре 12, тишину ночи неожиданно разорвал пушечный выстрел. Лихорадочно забили зенитки. Немцы стреляли из винтовок и автоматов. Пулеметы били трассирующими пулями.

Краснодарцы вскочили с постелей, выглядывали на улицы, смотрели на небо, прислушиваясь, ожидая очередного налета советских бомбардировщиков. Но самолетов не было. А пальба продолжалась всю ночь, — беспорядочная, суматошная, то затихая, то вспыхивая с новой силой. Так и не узнали краснодарцы причину этой ночной суматохи…

В эту тревожную ночь Валя приняла радиограмму: «Наши войска взяли Моздок».

Тотчас же заработала «типография»: стали печатать листовки. На одной из них под текстом радиограммы о взятии Моздока и окружении немецкой группировки под Сталинградом была помещена карта-схема. Три стрелы своими острыми концами были направлены на Краснодар. Они шли от излучины Среднего Дона, от Сталинграда, от Моздока. Под картой было напечатано: «Близок час освобождения! Смерть немецким захватчикам!»

Утром листовки были доставлены на комбинат. Скокова положила одну из них на стол Штифта во время его отсутствия.

Трудно, конечно, сказать, насколько сильное впечатление произвела листовка на Герберта Штифта. Возможно, она явилась лишь последней каплей: Штифт, надо думать, достаточно хорошо знал положение на фронте. К тому же он видел обстановку на комбинате, чувствовал свое бессилие и всеми силами своей злой и трусливой душонки хотел сохранить свою жизнь. Бетрибсфюрер Герберт Штифт решил бежать.

Это было довольно забавное зрелище. Как бетрибсфюрер сам возился со своей легковой машиной. Он заправил ее бензином, подвесил шесть запасных бачков с горючим и один с маслом. Тщательно отрегулировал мотор и слазил даже под машину — проверить сцепление. Потом достал из-под сиденья заранее припасенные цепи и намотал их на колеса…

Когда все приготовления были закончены, он заглянул в свой служебный кабинет и вскоре вышел оттуда с тяжелым чемоданом в руке. Штифт был одет в дорожный костюм. На голове — тирольская шляпа с петушиным пером. Это задорно торчавшее перо плохо гармонировало с его несколько растерянным видом…

Штифта провожал один фельдфебель Штроба: после ареста Лысенко и отъезда Родриана бетрибсфюрер заметно охладел к Шлыкову: никогда не советовался с ним и даже почти не замечал его.

Фельдфебель стоял у машины, и по его уныло вытянувшемуся лицу можно было догадаться: Штроба завидует своему начальнику. Будь фельдфебель директором-распорядителем акционерного общества «ОСТ», он уже давно переселился бы из беспокойного Краснодара куда-нибудь поближе к своему «фатерланду»…

Штифт дал газ, и машина выехала из ворот комбината.

Это было около десяти часов утра. А к четырем часам дня машина Штифта, забрызганная грязью, вернулась на комбинат. Из нее вышли Герберт Штифт, главный советник немецкого коменданта Краснодара и двое гестаповцев. У бетрибсфюрера был довольно печальный вид. Тирольская шляпа с пером куда-то исчезла…

— Собрать рабочих у главной конторы! — приказал фельдфебелю Штроба советник.

Рабочие собрались. К ним вышли советник и Штифт.

— Злонамеренные люди распространяют по комбинату слухи, — сказал советник, — будто отъезд господина директора объясняется неблагоприятным положением на фронте. Это ложь большевистских агентов. Германская армия продолжает свое победоносное наступление, и нет силы, которая остановила бы ее. Немецкое командование предлагает вам напрячь все силы, чтобы в ближайшее время пустить заводы. Что же касается сегодняшнего отъезда господина Штифта, то это было вызвано его срочной командировкой. Он вернулся и снова приступил к своим обязанностям.

Рабочие молча слушали советника. Когда он кончил, некоторые из них уже собрались было уходить, но тут заговорил Штифт и этим испортил все дело.

— Уезжая в командировку, — сказал он, — я потерял тирольскую шляпу с пером. Быть может, в городе, а может быть, и здесь, на комбинате. Тому, кто доставит ее, будет выдано вознаграждение…

Эти слова бетрибсфюрера прозвучали так неожиданно, а Штифт был так смешон и жалок, что многие невольно улыбнулись.

Техник Васильев, тот самый, который явился в механические мастерские, когда Потаповна беседовала с батуринцами, стоял в первом ряду. Слова Штифта о потерянной тирольской шляпе рассмешили его, он не удержался и фыркнул.

Советник грозно посмотрел на техника.

— Взять! — приказал он гестаповцам, приехавшим с ним на машине.