Записки патологоанатома

На кухонном столе Данилова ждал завтрак – глазунья, присыпанная тертым сыром.

– Спасибо, – поблагодарил Данилов, беря в руки вилку. – А ты?

– Я уже поела, – ответила Елена. – Ты сейчас способен меня выслушать?

«Сцена за завтраком – как это пошло! – подумал Данилов. – Как в мыльной опере».

Но он ошибся – никакой сцены не было. Была одна фраза, а точнее – ультиматум.

– Думаю, что двух недель нам будет достаточно, чтобы разобраться в ситуации, – взгляд Елены был строг и холоден. – К Новому году я хочу определенности.

– Я тоже, – ответил Данилов.

– Вот и хорошо. Меньше слов – больше дел, – одобрила Елена и вышла.

Минутой позже хлопнула входная дверь.

Данилов в задумчивости доел яичницу. Он тоже хотел определенности, но вся загвоздка была в том, что под этим словом понимать и для чего разбираться.

Логичнее было бы предположить, что для продолжения отношений. Но не исключено, что разобраться надо было в том, как расстаться достойно, без скандалов.

Данилов почувствовал раздражение, грозящее вот-вот обернуться головной болью. Он быстро принял две таблетки обезболивающего и стал собираться – быстро, потому что время поджимало; но он не забыл прихватить с собой парочку детективов из уже прочитанных Еленой. Книги были заслуженными, потрепанными, а значит, качественными.

Во время поисков на глаза попались «Суждения и беседы» Конфуция. Повинуясь внезапно возникшему острому чувству любопытства, Данилов наугад раскрыл книгу и ткнул пальцем в одну из страниц.

«Если благородный муж утратит человеколюбие, – прочел Владимир, – То можно ли считать его благородным мужем? Благородный муж обладает человеколюбием даже во время еды. Он должен следовать человеколюбию, будучи крайне занятым. Он должен следовать человеколюбию, даже терпя неудачи»[4].

– Человеколюбие – это здорово! – сказал Данилов, возвращая книгу на полку. – Что такое измена? Это тоже любие, только другого человека…

Глава пятнадцатая Честь халата

– Георгий Владимирович просит всех немедленно спуститься в большую секционную!

– Зачем? – недовольно вскинулся Ерофеев, разбиравший с ординаторами амилоидоз, но аспирант Завольский уже ушел. – Что за спешка?

– Наверное, хочет показать что-то интересное, – предположил Денис.

Между ним и Даниловым установились взаимно вежливые прохладные отношения. Владимир искренне радовался этому – он не желал других отношений с «этим придурком».

– Да ничего, насколько мне известно, не планировалось, – пожал плечами Ерофеев, хлопая по карманам в поисках ключа от кабинета.

Заинтригованные ординаторы бегом спустились по лестнице. Большая секционная сегодня казалась тесной – столько было в ней людей. У стола, на котором лежал разрезанный посередине мужской труп, стоял сам заведующий кафедрой, держа в руке историю болезни.

– Пропустите припозднившихся к столу, – тоном радушного хозяина, созвавшего друзей на пирушку, распорядился Мусинский. – Пусть полюбуются.

С первого взгляда Данилов не нашел в трупе ничего необычного. Тело как тело. Желтая кожа со старческими пигментными пятнами, разрезанная от шеи до лобка и завернутая в стороны; вскрытая грудная клетка с удаленной грудиной; легкие, сердце, печень… Что за чертовщина? Данилов зажмурился, потряс головой и снова открыл глаза. Прочие ординаторы почти одновременно с ним тоже потрясли головами.

– Транспозиция! – провозгласил Мусинский. – Уникальный случай, как я понимаю, никем из присутствовавших ранее не виданный. Или приходилось кому?

Транспозиция внутренних органов – это зеркальное их расположение. Сердце в этом случае находится справа, печень – слева, и так далее. Транспозиция – это не патология, а вариант нормы, очень и очень редкий.

– А теперь прошу всех в конференц-зал для разбора этого случая, – после паузы сказал Мусинский. – Дадим Вере Олеговне возможность спокойно закончить секцию…

– Какой разбор, Георгий Владимирович? – удивился Ерофеев. – Вскрытие ведь еще не закончено…

– Неважно, – заведующий грозно, словно мечом, потряс в воздухе историей болезни. – Есть о чем поговорить.

До конференц-зала дошли не все – несколько самых занятых кафедральных сотрудников отстали по дороге.

– Случай и впрямь показательный, – начал Мусинский, разворачивая на столе перед собой историю болезни. – Мужчина восьмидесяти двух лет, в поликлинике не наблюдавшийся, поступил три дня назад с диагнозом острого нарушения мозгового кровообращения. Как у него расположены органы, вы все только что видели…

Пауза.

– Читаем историю. Осмотр в приемном отделении дежурным терапевтом, дежурным невропатологом, консультация дежурного реаниматолога… Показаний для нахождения в реанимации нет, состояние стабильное… И повсюду и везде в записях выслушаны сердечные тоны слева, пропальпирована справа печень, на палец выступающая из-под реберной дуги и вообще – все, как положено у нас с вами, но не у него!

– А что кардиограмма? – спросили из зала сразу несколько голосов.

«Действительно, – подумал Данилов. – Кардиограмма при подобном расположении сердца должна была получиться совсем не такой, как обычно».