Записки Павла Курганова

— Ребята, — обратился я к солдатам, — это он, это его сын.

— Молодец хлопец!

Здоровенные руки старшины обхватили тщедушную фигурку мальчика и подняли ее высоко в воздух.

— Молодец!

Старшина опустил Петера на землю и крепко пожал ему руку.

— Гут! И учти парень — за всю жизнь первому немцу руку жму.

Мы прошли в дом, и я все объяснил Петеру и его матери — бледной, болезненной женщине. После изумленных вздохов и потока благодарностей нас угостили кофе. Повеселевший Петер сидел рядом со мной, ловя каждое слово. Фрау Вебер сушила слезы платочком, улыбалась. Золотоволосая синеглазая малышка лет пяти взобралась на могучее колено старшины и что-то оживленно ему рассказывала. Старшина, знавший по-немецки только слова «Хальт», «Хенде хох», «Вафен хинлеген», беспомощно смотрел на меня, ожидая выручки. Мы позавтракали, поблагодарили.

Петер наклонился ко мне и прошептал.

— Я вам, я сделаю для вас все, не пожалею жизни и, если нужно, отдам ее за дело моего отца, за ваше дело!

Я поднялся.

— За наше дело, Петер. За нашу победу. За победу над фашизмом!

Петер с чувством потряс мне руку.

Я оглянулся. У окна стоял, выпрямившись во весь свой богатырский рост русский солдат, осторожно держа на руках немецкого ребенка. Червонные кудри малышки касались разгоряченного лица старшины, сплетались с его залихватским чубом.

Окно было распахнуто, солдат и девочка смотрели вдаль, откуда из-за зубчатой синей кромки гор поднималось сияющее, вечно живое солнце. Они смотрели на восток.

…В маленькой великолепно обставленной комнате, некогда служившей гостиной, мы с капитаном допрашивали «майора». Теперь с трудом в этом человеке можно было узнать того лощеного офицера, роль которого этот тип разыгрывал. Красноглазый, кислолицый, весь какой-то опустившийся, словно проколотый пузырь, «майор» был жалок и отвратителен. Он понимал, что его песенка спета, он решил фальшивить до конца, чтобы избежать расстрела. «Майор» изворачивался, лгал не краснея, выдумывал фантастические истории. Мы терпеливо выслушивали его, изредка поправляя завиравшегося гитлеровца, что мгновенно приводило его в ярость.

Но главного «майор» не выдавал — цели своей шайки, имена и приметы соучастников. Наконец, нам это надоело.

— Слушайте вы, сын холеры и чумы, — загремел капитан, — долго вы будете путать черное с белым и кислое с пресным?

«Майор» привстал, пораженный столь неаристократическим вступлением.

— Сиди! — старшина спокойно опустил ему кулак на плечо, так что стул под «майором» едва не ушел в пол. — Душу выну!

— Майн Готт! — вскрикнул испуганный майор. — Я все скажу.

— Говорите, — приказал я.

— Я действительно майор, — торопливо забормотал задержанный и вдруг задрожал: это зашевелился в своем углу старшина. Он был хмур, необыкновенно внимателен и по глазам было видно, что старшина готов к немедленным, решительным действиям, и не удивительно — он первый раз в жизни своими глазами видел настоящего шпиона.

Этот тип действительно оказался майором — майором войск «СС». Звали его Вилли Грюнвальд. Он окончил офицерскую школу в городе Бромберге, много лет выполнял различные «деликатные» поручения фашистской военной разведки «Абвер» и гестапо, в совершенстве выучил русский язык. Сюда майор был переброшен недавно и несомненно принадлежал к какой-нибудь тайной нацистской организации, но категорически отрицал связь с кем-либо. На вопрос, что он делал в костеле, Грюнвальд нагло заявил, что ходил молиться. Долго пришлось с ним повозиться, и под утро я не выдержал.

— Вот что, Грюнвальд, довольно вилять. Если хотите жить, — говорите. Не хотите — расстреляем ровно, — я взглянул на часы, — через десять минут…

Я врал. Самым бессовестным образом врал — никогда бы я его не расстрелял, никто мне таких прав не давал, я просто хотел попугать нациста, нанести ему удар «по нервам», перешел, что называется, в психическую атаку.

«Майор» молчал. Я скомандовал:

— Старшина, вызвать отделение солдат. Этого в расход.

«Майор» вскочил, зашатался. Я подмигнул старшине.

— Ладно, расскажу. Меня перебросили сюда в марте. Задание: выяснить дислокации воинских частей, их номера, вооружение, сеять ложные слухи, — майор замялся.

— Продолжайте, продолжайте.

— Дезорганизация, нарушение связи, паника, провокации…

— Не забудьте про гранату, которую вы швырнули в госпитальный клуб.

— Я имел и задания террористского характера…

— Вот гад! — не удержался старшина.

Я выразительно посмотрел на него, старшина смолк.

Я резко спросил:

— Зачем убили Сибирцева?

— Кого? Простите?

— Лейтенанта Сибирцева, работника комендатуры.

— Клянусь сединами покойной матери — не трогал его.

— Опять изворачиваетесь?

Но Грюнвальд клялся страшными клятвами, что Сибирцева никогда не видел.

— Кто действовал с вами? Ну!

— Вальтер.

— Начальник станции?

— Да, он с нами.

— А еще?

— Пан Иорек — ксендз.

— Как, с вами работал поляк?

— Он такой же поляк, как вы эфиоп. Работает на нас с 1914 года, происходит из старинной прусской семьи.

— Еще кто?

— Были двое. В самолет попал зенитный снаряд. Нас перебрасывали через линию фронта по воздуху…

— Они погибли!

— Так. Все?