— Вот и зря,— говорит муж,— эту бы и предыдущую надо было сохранить как эскизы. И показать Олегу, как происходит поиск нужной формы. Что и тебе не сразу удается лаконично и красиво выразить мысль. Все ломаешь и детей этому учишь. Это неправильно. Надо, чтобы дети не ломали неудачные работы, бесконечно превращая одно в другое, а работали последовательно. Набросок за наброском, эскиз за эскизом. Тогда будет легче проследить за движением мысли.
—— Ты прав. Но знаешь, пока ты говорил, я вот о чем подумала. Мы предлагаем не свою идею и методику, мы как бы отдаем себя, вот в чем дело. Почему опыт одного педагога подчас так и остается его собственным опытом? Да потому, что дело в личности, а личность — это живой человек, с достоинствами и недостатками. Я не хочу оставлять после себя неудачные работы, черновые записи, неосуществленные замыслы, хотя, может, у меня по-настоящему и нет вообще ничего хорошего, но явно плохое хочется уничтожить. А дети вырастут и разберутся. Кое-кто так и будет уничтожать неудачные работы, а кто-то, наоборот, сохранит все, что выйдет из-под его рук. Принеси-ка мне, пожалуйста, медной проволоки.
— Новые идеи? Интересно, как это твои дети за полчаса справляются с заданием, а ты битый час сидишь.
— Они талантливей меня.— Последняя попытка, и я сдаюсь. Как Олег.— Кстати, прочти вслух,— я отдаю мужу страницы с Олеговыми высказываниями.— Этот папа Олега под стать своему сыну — так все точно, лаконично, подмечено самое существенное. Ну, читай.
Бабушка решает кроссворд и спрашивает у мамы Олега, не знает ли она, кто архитектор Казанского собора в Ленинграде, мама советует спросить у внука (Олега). Олег сейчас же отвечает «Воронихин». Тогда бабушка спрашивает, не назовет ли Олег инструмент для наблюдения за звездами, который бы оканчивался на букву «р», следует ответ: «Телескопер».
Олег гуляет с папой по улице, останавливается, топает ногой и спрашивает: «Что там внизу находится?» Папа отвечает, что там под асфальтом земля и в ней всякие червячки и букашки. Олег не соглашается и говорит, что там находится Подмосковье (находится под впечатлением набора открыток «Памятники Подмосковья»).
Олег пришел с прогулки, гулял с хорошим настроением, идти домой не хотел и, придя домой, заявил: «Это не дом, а концентрационный лагерь, резервация — колючей проволоки нет, а настроение портят: звонят по телефону (мама Олега в это время разговаривала по телефону), тапочки не надеваются (никак не мог натянуть задник тапочка на пятку)».
Олег решил проверить познания мамы в географии и спросил где находится река Миссисипи. Мама, не задумываясь, ответила, что в Южной Америке. Олег: «Мама, ты такая многолетняя женщина и не знаешь, что Миссисипи находится в США».
Олег летом жил на даче и умывался над тазиком, воду из которого после умывания выливал собственноручно. Олег был не в настроении, умылся и нес тазик с мыльной водой, чтобы вылить воду в ведро. По дороге ворчит себе под нос: «Сейчас брошу таз и скажу, что споткнулся».
Олег с папой жгли костер на участке дачи, и вдруг начался дождь, но Олегу не хочется идти домой и он говорит: «А мы разведем костер до неба, оно и высохнет».
Папа смотрит телевизор, а Олег его зовет в другую комнату поиграть с ним. Папа не идет, так как показывают интересный фильм. Олег тогда говорит: «Телевизор надо разбить, размолоть, растереть и раздать порошок людям, этот телевизор будет у всех, а вместе с тем и ни у кого».
— И давно у тебя появился этот умник?
— В начале этого года.
— В первый раз слышу.
Муж удивлен. Он знает обо всех моих детях. Об Олеге я не рассказывала ему по той простой причине, что до последнего момента не могла понять, что это за экземпляр. Как к нему относиться.
— Первое впечатление было такое: бледнолицый человек-монолог в круглых очках, по-стариковски сдвинутых на нос, всего-то шести лет от роду, держит речь о чешуйчатокрылых, обитающих в странах с резко континентальным климатом. Жутковато. Теперь-то я понимаю, что эти речи были способом его самоутверждения. Он впервые попал в общество, где слова трансформируются в материальные образы, в скульптуру. А делать руками он ничего не умел. Комкая в руках пластилин, он произносил тирады, а дети же под его тирады лепили, у них все время что-то получалось, а у него — нет. И вот пару уроков назад из-под его рук вышло первое произведение — змея. Помнишь, как у меня в детстве. Свернул змею в клубок, вытянул рожки — улитка. И пошло, да в каком темпе! За два урока такой скачок — от элементарной змеи к сложному образу Человека-Тучи.
— Теперь мне все понятно,— улыбается муж.— Ты боялась, что Олег станет твоим поражением, а поражений у тебя не бывает,— подтрунивает он надо мной.— Разве что первое в жизни.
— С «отфыркиванием»?
«Тучность» возрастает, а «человечность» тает на глазах. Стаяла до проволочного контура. От проволочного рта отходят проволочные кольца. Такое получилось у меня «отфыркивание», проволочное. В пластилине эту задачу пока решить не удалось.