— Мудришь ты что-то,— обиделся Валин папа на сына. Но когда увидел, что у всех детей чудо-деревья — у кого газетное, у кого — улиточное, а у одного мальчика даже дерево инквизиции — с черными крестами, то с некоторой опаской посмотрел на меня и увел Валю из класса.
А уж когда Валя после долгого пыхтения нарисовал фломастерами «самое-самое-пресамое» и получилась у него первая свободная композиция, которую он и назвать-то не мог, а только спрашивал у меня: «Красиво? А теперь еще красивей?» — папа с полным недоверием и осуждением поглядел на меня.
— Что это за белиберда? — спросил он.
— Корона,— выпалил Валя. Ребенок понял, чего от него хотят: ясности.
— Корона! — хмыкнул папа, глядя на разноцветные пятна, соединенные волнистыми линиями.— Это что ль, из сказки?
— Из сказки,— повторил Валя и снова тихо спросил меня.— Красиво? Самое-самое?
— Самое-самое,— подтвердила я, понимая, что в глазах Валиного папы я и так полностью пала.
Дело в том, что цель у Валиного папы взрослая. А у ребенка цель своя. Это, кратко говоря, не целесообразность, а красота, через красоту же — связь с миром. Воля, собранность впрямую связаны с этой целью и с тем, насколько увлечен ребенок процессом достижения этой цели.
Валя как смог, соответственно своим возможностям, иначе говоря, адекватно себе передал «самое-самое-пресамое красивое». Красоту, про которую недаром говорится: «Ни в сказке сказать, ни пером описать».
И если мы, взрослые, прежде не научились воспринимать такую неописуемую словами красоту, то дети щедро предоставляют нам эту возможность. Для этого надо посмотреть на жизнь детским взглядом. Увидеть все снова, но как бы впервые. И такое непредвзятое зрение заново откроет нам мир.
Кажется, как просто и радостно довериться собственному ребенку. Но мы же взрослые, мы столько знаем, у нас большой жизненный опыт. Мы — деятели, мы привыкли управлять.
К сожалению, комплекс «деятеля» — наиболее распространенный в современном мире. Жаль, все меньше становится любопытных и несуетных людей.
Вспомним салтыковских градоначальников, ретивых деятелей без ума, или Огурцова из «Карнавальной ночи»: «Есть указание — весело встретить Новый год!» «Раз надо — значит, надо»,— говорят такие люди и без долгих размышлений бросаются действовать. А там — что получится. Действие — само по себе оправдание. Но беда-то в том, что деятель действует не в вакууме, а в среде, и в нашем случае его поле деятельности — дети.
И тут происходит вот что. Деятельный родитель переносит на свои отношения с ребенком отношения «начальник — подчиненный» из взрослого мира. Представьте: вот стоит большой сильный мужчина (или большая сильная женщина), вооруженный опытом руководства. Он или она исполнены мощной, непробиваемой логикой здравого смысла. А рядом — маленькое слабое существо, которое и двух слов (как надо) связать не может!
Ясно – необходимо «разумное» руководство ребенком по пути к намеченной цели — культуре. А раз так — необходим конкретный результат (требует же с него (нее) начальник выполнения плана!). Ох уж этот результат! Помню, как в начале поприща я волновалась, что некоторые дети не успевают справляться с заданием. К концу урока я боязливо оглядывала «результаты» наших трудов и думала: «Все, сейчас придут, станут упрекать меня в нерадивости или просто смотреть с неодобрением». Со страху я долепливала за детей их работы, доводила до приемлемого вида. Испытывая неловкость перед детьми, я торопила их, вмешивалась бесцеремонно в их дела, утешаясь тем, что я поступаю так во имя их спасения. Родители, они ведь тут же валят на ребенка: бездарный, руки непослушные и т. д. А если я за них долеплю — упреков не будет. Я напоминала сама себе няньку, которая все доедает за вверенного ей ребенка, чтобы хозяева не ругали. И ребенка учит, таким образом, лгать. Зато все шито-крыто.
Намерения были хорошие — хотелось, чтобы родители поверили в своих детей, а это, в свою очередь, придало бы уверенности детям.
Однако путь был ложный. К счастью, я быстро поняла это. И перестала испытывать зависимость от родителей. Это сделало меня свободной, придало мне силы и уверенности в отношениях с детьми.
Тогда же, в начале работы, был у меня анекдотический случай. Четырехлетний мальчик Андрюша Ч. не ходил ни на один урок. Только на лепку. Чем же его прельстил именно мой предмет? А вот чем. Он усаживался, раскрывал коробку, доставал один брикет, разминал его и обмазывал пластилином ладони. На этом его деятельность кончалась.
В конце учебного года папа Андрюши преподнес мне цветы. «Вы не представляете, как я вам благодарен,— сказал папа без тени иронии,— это единственные полчаса в день, когда я могу посидеть спокойно».